Михаил Булгаков как жертва «жилищного вопроса» - страница 9
(Ч. 2, гл. 20)
Ошибка здесь в том, что коты человеку не преданы. Преданы бывают собаки, а коты просто любят, когда люди за ними ухаживают. Причина непреданности котов — в том, что они — не стайные животные, и инстинкты дружбы, солидарности, подчинения у них не развиты.
Просто неудачные места:
«И тотчас рука его соскользнула и сорвалась, нога неудержимо, как по льду, поехала по булыжнику, откосом сходящему к рельсам, другую ногу подбросило, и Берлиоза выбросило на рельсы.» (Ч. 1, гл. 3)
В данном случае «соскользнула» и «сорвалась» — это два раза об одном и том же. А ещё совсем не ясно, ЧТО подбросило другую ногу. Не иначе, нечистая сила. Про то и роман.
«Добравшись до столбов, уже по щиколотку в воде, он содрал с себя отяжелевший, пропитанный водою таллиф, остался в одной рубахе и припал к ногам Иешуа.» (Ч. 1, гл. 16)
Это про Матвея. Иешуа в это время висел распятый на вершине Голгофы, так что непонятно, почему Матвей по щиколотку в воде. Разумеется, лужа могла быть и на самой верхушке холма — и даже там, где присыпали грунтом врытые в землю столбы. Вдобавок, возможно, Матвей намеренно искал, где поглубже, — чтобы пострадать. Но сбивает с толку слово «уже» перед «по щиколотку».
«…он заставил его грезить и видеть в мучительных снах древний Ершалаим и сожжённую солнцем безводную Лысую Гору с тремя повешенными на столбах.»
Согласно другим источникам, не совсем повешенные и не совсем на столбах, а скорее распятые на то ли T-образных, то ли крестообразных приспособлениях. Осторожнее было бы выразиться «с тремя распятыми» — без уточнения, на чём именно. Иначе получается, что католики молятся перед столбами, а не перед крестами.
Жилищная проблема мучила Михаила Булгакова чрезвычайно сильно. Это заметно и по «Собачьему сердцу», и по «Зойкиной квартире», и по всяким фельетонам, но особенно — по «Мастеру и Маргарите». В последней вещи даже фамилия одного из главных героев — Бездомный.
В «Мастере и Маргарите»:
«Маргарита Николаевна не знала ужасов житья в совместной квартире.» (ч. 2, гл. 19)
А Булгаков знал… Ну, я тоже.
«— Слушай беззвучие, — говорила Маргарита мастеру, и песок шуршал под её босыми ногами, — слушай и наслаждайся тем, чего тебе не давали в жизни, — тишиной.» (ч. 2, гл. 31)
Именно. Тишины не хватает даже при наличии собственной квартиры — и даже собственного дома: есть такой вездесущий и практически неистребимый природный феномен, как хамоватые дураки-соседи, проявляющие чрезмерную жизненную активность. Моральные доводы на них не действуют, а убивать — это себе дороже.
Из дневников Булгакова:
«Пока у меня нет квартиры — я не человек, а лишь полчеловека.» (18.09.1923)
«Если отбросить мои воображаемые и действительные страхи жизни, можно признаться, что в жизни моей теперь крупный дефект только один — отсутствие квартиры.» (30.09.1923)
«Я положительно не знаю, что делать со сволочью, что населяет эту квартиру.» (29.10.1923)
«Живу я в какой-то совершенно неестественной хибарке…» (21.12.1924)
Даже умирая, Булгаков помянул свою жилищную неустроенность. Из «Булгаковской энциклопедии»:
«Согласно записи Е. С. Булгаковой, этот день проходит так: „Утро. Проснулся… Потом заговорил: „Я хотел служить народу… Я хотел жить в своем углу… (Сергею Шиловскому) Ты знаешь, что такое рубище? Ты слышал про Диогена? Я хотел жить и служить в своем углу… я никому не делал зла…““»
Недурственные советские реалии в «Мастере и Маргарите»:
«Откинувшись на удобную, мягкую спинку кресла в троллейбусе, Маргарита Николаевна ехала по Арбату…» (ч. 2, гл. 19)
Обратим внимание: не на грязную потёртую спинку кресла, а на «удобную и мягкую». Нет уж, считать этот роман антисоветским — упрощение.
В «Мастере и Маргарите» там-сям попадаются признаки латентной пиромании Булгакова (в придачу курильщика, то есть, человека со спичками в кармане):
«Азазелло сунул руку с когтями в печку, вытащил дымящуюся головню и поджёг скатерть на столе. Потом поджёг пачку старых газет на диване, а за нею рукопись и занавеску на окне. Мастер, уже опьянённый будущей скачкой, выбросил с полки какую-то книгу на стол, вспушил её листы в горящей скатерти, и книга вспыхнула весёлым огнём. И т. д.»