Михаил Козаков: «Ниоткуда с любовью…». Воспоминания друзей - страница 10
Когда мы с Мишей так глупо расстались на несколько лет, Зоя Александровна всё делала для того, чтобы я оставался рядом. И друзья наши тоже страдали от этого. И вот Коля Леонов, решивший нас примирить, позвал нас с Мишкой в ресторан ВТО. Посидели мы там очень хорошо, выпили не помню сколько. Вышли, нашли какие-то урны на улице, нахлобучили их себе на головы и, изображая древних рыцарей, распугивая прохожих, почти перекрыв движение по улице Горького, двинулись с песнями к телеграфу. Как нас не задержали – не знаю. Правда, Коля тогда еще работал в МУРе, возможно, это нас и спасло.
Так мы с Мишей помирились. Он тогда жил тоже на улице Горького, у кого-то из друзей в комнате в коммунальной квартире. Оба мы к тому времени уже расстались со своими первыми женами и чувствовали себя свободными от всяких обязательств.
А потом началась Мишина история с его будущей второй женой Медеей. Миша в это время служил в «Современнике», с Таней Лавровой играл «Двое на качелях». Они уехали на гастроли в Баку, и он там сломал ногу. Вообще, Мишке с этими переломами не везло: то ключицу сломает, то руку, то ногу. Таня вернулась в Москву, а Мише загипсовали ногу, и он улетел в Тбилиси к друзьям. Такая была Майя Кавтарадзе – дочка знаменитого Сергея Ивановича Кавтарадзе – Миша потом посвятил ей целую главу в своей книге.
И там он познакомился с Медеей – родственницей Кавтарадзе. Можно представить себе, как он выглядел – Грушницкий и Печорин в одном флаконе. На костылях! Хорош собой! Известный актер! Через какое-то время в Тбилиси состоялась свадьба. Мы с Зоей Александровной единственные прилетели из Москвы.
Свадьбу с Медеей охраняло огромное количество милиции – ходили слухи, что невесту хотел отбить какой-то опасный поклонник. Свадьба проходила в старинном тбилисском дворе со знаменитыми балконами. На следующее утро новобрачных под охраной отвезли в аэропорт, и они улетели в Москву. Жить им было негде, и я Мишке дал ключи от своей квартиры. А мы с Зоей Александровной продолжали еще гулять по Грузии с моими друзьями.
Мы с ним не раз жили друг у друга. Как-то, расставшись с очередной женой, я переехал к Мишке – он жил тогда вблизи площади Маяковского. А в это время снимался «Трактир на Пятницкой» – телеспектакль, где был задействован весь «Современник». После спектаклей в театре все уезжали на съемки на площадь Журавлева. А уже после сьемок вваливались всей компанией к Мише, и к этому времени я накрывал на стол.
Наутро Мишка просыпался поздно, разглядывал себя в зеркале, похлопывая по щекам, и удрученно произносил:
«И вот эту морду я должен нести советскому зрителю?»
Я часто бывал у Миши в «Современнике», приятельствовал с Олегом Ефремовым. Мы жили в одном доме. Как-то в 4 часа ночи звонит мне: «Лапуля, водка есть?» Я поднялся к нему, посидели, поговорили. Он договорился до того, что создает партию, альтернативную коммунистической. Я попытался соответствовать.
Это были Мишины подарки – он дарил себя и своих друзей. Я ведь был тогда простым, молодым – в общем, никому не интересным. Но меня тянуло в этот мир, и Миша в этот мир меня ввел.
Тогда, в молодости, Мишу постигла роковая напасть: он стал пить. И выпивал очень сильно. Он был молод, здоров и как-то справлялся с этим, хотя ему в жизни это стало очень мешать. Вот тут, как я считаю, портрет Дориана Грея и стал меняться…
Я с ним единственный раз работал в творческом контакте, как говорится. Он же всё время был в поиске, и у нас с ним возникла идея сделать композицию по стихам Тютчева «О, время, погоди!» – о любви Тютчева и Денисьевой. У меня была дореволюционная книжка с этой историей, и я придумал драматургическую историю. Он сделал телевизионный спектакль, где Тютчева играл Олег Ефремов, Денисьеву – Алла Покровская. Позже вышла пластинка с этой же композицией, где Козаков читал на два голоса с Беллой Ахмадулиной. А в 2006-м он сделал спектакль по этой же композиции с Дарьей Юрской.
Когда Миша снимался в своем первом фильме «Убийство на улице Данте», была у нас с ним интересная история. Мы собирались с ним вместе на пляж, я был на папиной машине, а Мише нужно было ненадолго заехать на студию – досняться в каком-то эпизоде, и я поехал с ним. В том эпизоде, где немецкий офицер заходит в кафе, нужен был молодой человек для массовки. И Миша предложил Михаилу Ромму меня, раз уж я всё равно был рядом. Таким образом, те, кто меня знает, могли на 3–5 секунд проезда кинокамеры меня увидеть. За это я получил нагоняй от отца. Он сказал: «Уж если быть в искусстве, то первачом! Ты – Хромченко!»