Мили ниоткуда - страница 6

Остальные ржали и качали головами. Они-то знали, что шину непременно разнесёт на части, и ставили на тридцать фунтов и ниже. Правда, один чудак дал тридцать пять. Ларри присоединил насос к шине, нажал на клапан, а здоровяк стал следить за шкалой и оглашать показания.

— Пятнадцать — двадцать — двадцать пять — тридцать — тридцать пять.

Широкие улыбки знатоков стали вянуть.

— Сорок — сорок пять — пятьдесят.

Нахмуренные брови выражали явное замешательство.

— Пятьдесят пять — шестьдесят — шестьдесят пять — семьдесят.

Диктор заткнул уши и скосил глаза. Несколько человек отошли в дальний конец помещения.

— Семьдесят пять — восемьдесят.

Я взглянула на здоровяка. Его глаза так расширились, что занимали теперь треть лица.

— Шизнутый, ты же взорвёшь меня вместе с шиной! — заорал он, отбегая подальше. Ларри стал отсчитывать показания сам, и в его голосе слышалось злорадное удовлетворение.

— Девяносто — девяносто пять — сто — сто десять. Всё, готово.

Ларри и я осмотрелись. За толстыми хромированными спицами можно было обнаружить маленькие блестящие глазки, тускнеющие от недоумения. Ларри отсоединил насос и прокричал, не обращаясь ни к кому персонально:

— Спасибо! Удачная у вас вышла шутка. Подкачаю ещё, когда буду дома. Не хочу больше отнимать у вас время.

Ни один из байкеров не двинулся из своего укрытия, когда мы выкатывались из помещения. Вывеска из бамперной наклейки на входной двери гласила: «ГОСПОДЬ ЕЗДИТ НА ХАРЛЕЕ».

Первым по-настоящему суровым испытанием в моей жизни стал тридцатимильный переход от Вентуры до Санта-Барбары, сопровождавшийся жестоким встречным ветром. Боль появилась почти сразу. В течение часа мышцы рук, ног, плеч пронзительно агонизировали. За десять миль до Санта-Барары слёзы начали застить глаза. Из-за наползающего тумана температура упала, началась дрожь. Болело всё тело, я чувствовала, что брежу.

В полумиле от дома, у подножия холма, на котором мы жили, я вышла из игры. Капитуляция была шумной. Мои причитающие рыдания подняли на ноги обитателей всех ближайших домов.

— О Господи, я сейчас умру! — вопила я.

Произошло самое худшее, что только можно вообразить. Когда я наконец признала своё поражение, то утешала мысль: как только слезу со своего гнусного велосипеда, мои страдания уменьшатся. Но случилось обратное: едва я соскользнула с велосипеда, всё стало гораздо хуже. Мышцы стянуло так, словно их заморозили, и я вскоре обнаружила, что не могу ни согнуться, ни разогнуться. Стоя посреди дороги и балансируя с велосипедом, я несла чепуху. Мне не хватало воздуха.

— Забери меня домой! Я умираю! Помоги же мне! Помоги! Я сей-час у-умру! — кричала я.

— Жди меня здесь. Я отправлюсь домой и пригоню фургон. Приеду прямо сюда и отвезу тебя домой вместе с велосипедом,— сказал Ларри.

— Велосипед? Забудь о нём! Глаза б мои не смотрели на это кошмарное орудие пыток. Только МЕНЯ забери домой. Пожалуйста, помоги!

К счастью, никто не вызвал «скорую помощь», пока я унижалась посреди улицы, бешено мешая мольбы с проклятьями. Вернулся Ларри быстро. Я слишком одеревенела, чтобы самой забраться в фургон, он подхватил и перенёс меня на переднее сиденье. Короткая, но ухабистая дорога до дома меня доконала. Я продолжала стенать: «Пожалуйста, не дай мне умереть!» Комичным Ларри показался лишь мой страх смерти, но он достаточно хорошо понимал меня, чтобы не смеяться.

«Приму горячий душ, и всё будет в порядке»,— думала я, с трудом бредя к нашей квартире. Ванны у нас не было, поэтому вся надежда была на душ. Но напор воды вызвал такое ощущение, будто по моим больным мышцам ударили кувалдой.

— Этого не может быть. Просто не может быть,— вздыхала я.— Даже от душа больно!

Вся дрожа, в потёках вонючей грязи, я отправилась в спальню. Ларри вытер меня полотенцем, пока я ковыляла по квартире, потом я свернулась калачиком на кровати, словно защищаясь от любых новых ударов.

Было уже половина восьмого. Мы ничего не ели с самого полудня, а холодильник был пуст.

— Не беспокойся. Я сбегаю за пиццей,— прокричал Ларри, выскакивая за дверь.

Пока он отсутствовал, я молилась, чтобы поскорее вернулась нормальная жизнь. Сколько это может продолжаться и когда же смогу снова сесть и встать как обычно? Недели? Месяцы? Годы? — спрашивала я себя.