Милюков - страница 7
Ценным дополнением к воспоминаниям являются дневники Милюкова. Он дважды брался за писание дневника. В первый раз это было во время Балканской войны 1912 года. Текст в основном отражал впечатления автора от хода войны и реакции на нее со стороны великих держав>{25}. Вскоре он перестал делать записи и долгое время к ведению дневника не возвращался. Этот первый дневник интересен как человеческий документ, но его содержание сполна перекрывается публикациями Милюкова названного периода.
Второй раз Павел Николаевич начал делать дневниковые записи во время Гражданской войны, 28 мая 1918 года в Киеве, а прекратил 9 февраля 1921-го, живя в Париже. Почти за три года он от руки написал огромный текст — в публикации он составил около 650 страниц>{26}. В свои записи он включал ценные документы, в том числе и не дошедшие до нас в оригинале. В них приводится подробнейшее изложение выступлений множества лиц на различных конференциях, совещаниях и других встречах.
Записи политика могут дать представление о его оценке событий, происходивших как в Советской России, так и в лагере ее врагов, о применявшихся им и предполагавшихся путях борьбы против большевизма. В совокупности детального изложения фактов современности и их оценки автором это исключительно важный источник по истории Гражданской войны, но в значительно меньшей степени по нему можно судить о жизни и деятельности самого Милюкова в этот период.
Из дневника видно, как созревала новая политика Милюкова, основанная на отказе от вооруженной борьбы против большевистской власти в надежде на ее перерождение, что вызвало отчуждение со стороны основной части эмиграции. Детальные дневниковые записи явно должны были послужить Милюкову при подготовке крупного труда по истории «второй русской революции», который он задумал и начал писать в 1918 году. Дневник носил сугубо деловой, «рабочий» характер. Никаких упоминаний о личной жизни автора в нем не было. Достаточно сказать, что в тексте ни разу не упомянуты ни жена, ни дети Павла Николаевича. Само слово «дети» встречается только один раз, причем речь шла о неких детях, преподнесших коробку конфет капитану корабля, на котором Милюков плыл из России в конце 1918 года>{27}.
К сожалению, специалисты по истории Гражданской войны до сих пор почти не используют названный источник в своих работах, хотя перспективы здесь весьма благоприятны. Появились, правда, первые исследования, в которых рассматривается значение этого дневника для изучения важных исторических проблем>{28}.
В предлагаемой читателям книге использованы и воспоминания других авторов, в основном соратников Милюкова по кадетской партии, а также иных лиц, хорошо знавших его. Они представляют интерес не столько фактической стороной (в этом отношении мемуары всегда особенно уязвимы), сколько оценкой личности, впечатлениями от контактов — той информацией, которую почти невозможно почерпнуть из других источников. Ценным дополнением к ним является переписка, в частности названные выше публикации, осуществленные П. А. Трибунским.
Структура книги до некоторой степени условна, так как невозможно провести совершенно четкое разграничение между этапами развития Милюкова как крупного историка и его становления в качестве политического деятеля. Ведь и став политиком, он оставался историком — в том смысле, что смотрел на свою общественную деятельность и в целом на разворачивавшиеся события, в которых принимал участие, как на этапы исторического развития России и намеревался в будущем осветить их. Именно так произошло и с февральским, и с «большевистским» этапами революции, и с Гражданской войной, которым он посвятил специальные крупные исследования, правда, в силу малой дистанции от самих событий не столько исторические, сколько политологические.
Мы попытаемся представить читателям жизнь и деятельность Милюкова в комплексе его научных исканий, политических страстей, непримиримого упрямства и неожиданных компромиссов, публицистических атак и добросердечного возвращения к давним забытым связям, взаимоотношений с женами, другими дамами и детьми — во всей полноте его многогранного, до предела насыщенного и весьма противоречивого бытия.