Милый, дорогой, любимый, единственный… - страница 15

— Хорошо! — сказал Саша, оглядывая улицы. — Я говорю — дома лучше всего все-таки. Ты не представляешь, как домой хотелось из-за границы. Услышишь самую элементарную нашу песню, и плакать хочется. Дома все-таки лучше.

— Кому?

Саша пристально посмотрел на него.

— Всем.

— Начальник, — не выдержал Вадим, — прими руку. Я ведь не девушка…

Саша не обиделся, но ему, было заметно, жаль менять удобную позу. Он вспомнил что-то важное, спохватился, стал шарить по карманам.

— Ты бы придумал, что в милиции говорить, — сказал Вадим.

— Тоже мне сложность! — буркнул Саша. — Фу! Вот оно!..

Достал из кармана Ксенину карточку и отдельно конверт.

— Думал, на столе оставил…

Конверт он выбросил в окно. На фотографию долго смотрел.

— Слушай, давай я у тебя ее оставлю… Я вот сюда.

Он положил фотографию в «бардачок».

— Да-а-а, — опять задумчиво сказал Саша, возвращаясь к своей теме. — И народ у нас пообщительнее, попроще. У нас всё душевнее…

— Ну, а как там телки?

— О чем ты? А, женщины? Бывают и у них… Одеты хорошо, держатся…

— В общем, попастись можно?

— Не знаю. Там, брат, не разгонишься. Ответственность. Был там у нас один болван. Был такой и нету такого… Да.

— Не представляю, что за жизнь без приличной телки. Что ж ты так? Что ихние телушки про нас думать будут. Скажут — такой пастух и никакого развлечения.

— Что ты от меня хочешь?

— Да я все про телок интересуюсь.

— Не по адресу, — сухо сказал Саша.

— Тебя не прихватишь, — сказал Вадим. — На производстве не пьешь. Приехал — первым делом мамочку навестил… Только вот телка тут одна заблудилась. Это неприятно. Но тебе и это по плечу. Верно, гонщик? Правильно я говорю, Шурик?

Он затормозил резко, и Саша лбом чуть не высадил переднее стекло. Он бешено вцепился в Вадимово плечо.

— Милиция, — показал Вадим на светящуюся таблицу.

— Идиот, — отходя сказал Саша. — Болван!

— Я подожду, — пообещал Вадим, — и мы с тобой гонки устроим по вертикальной стене. Бычок!

Он остался один. Ткнул клавишу магнитофона, тот загрохотал, сотрясая салон. Вадим лег на рулевое колесо и вроде уснул. Очнулся от тишины. Кончилась пленка. Он полез за другой кассетой, наткнулся на Ксенино фото. Взял в руки. С карточки смотрело на него юное лицо. Не такое красивое, каким стало от осмысления жизни, другое, не прорисованное. Но взгляд! Взгляд был сказочный, в ожидании чудесных событий.

Саша появился один. Торопливо подошел к машине. Вадим открыл дверцу:

— Как прикажете, командир?

— Не будь ты пацаном! — поморщился Саша. — Если я тебя не устраиваю… Черт со мной. Больше не увидимся… Дай с сиденья коробочку.

Над входом в милицию висела неяркая лампа. Изредка очертания человеческой фигуры путались с его собственной тенью. Ксения беспомощно огляделась, услышала сигнал машины, пошла на него. Саша махнул ей рукой, она, не веря, сделала еще несколько шагов, потом, будто ей живой воды подали, встрепенулась, побежала. Повисла на шее своего любимого, мертво затихла.

— Ты пришел, ты все-таки пришел! Ты почувствовал, да? Ты простил меня. Я знаю, простил! — на одном выдохе, протяжно забормотала она.

Саша оглянулся на милицию, погладил ее по голове.

— Ну-ну-ну.

Она взяла его лицо в руки, пытливо, любовно всмотрелась в него и, как каждая женщина в таком случае, искренне пыталась обмануть себя, уверить в хорошем.

— Ты понял, глупый, что я не предала нашей любви, — она судорожно вздохнула.

— Да, да, да.

— Саша, милый, там было так… Они думали, что я эта… Понимаешь? Ну, в общем…

— Успокойся, малыш, — Саша подтолкнул ее к машине.

Сел рядом с ней, дверцу не захлопнул. Тут только Ксения вспомнила про Вадима.

— Вадик, — торжественно сообщила она, — теперь ты понимаешь меня?

Она многозначительно повела глазами в сторону своего ненаглядного.

— Это Вадим, — сказала Саше. — Он немного такой серый, но очень добрый. Вы подружитесь, вот увидите.

Саша отдал ей коробочку с подарком. Она, как водится, ойкнула, но открывать ее не стала и сразу забыла про подарок.

— Они, представляете, приняли меня за такую…

Она коротко хохотнула, и Вадим поежился от предчувствия наступающей истерики. Саша положил ей руку на колено.