Милый мой Игнатиус - страница 25

Матильда Андреевна очень расстроилась, и у меня впервые зародились сомнения относительно того, что мы всё делаем правильно. Судя по её реакции, мы преступили черту, которую ни в коем случае не должны были преступать, и отныне радость встреч с гномами окажется не самым сильным потрясением.

— Что ж с вами делать… — Матильда Андреевна приняла вид серьёзной дамы из департамента образования. — Поступим так: сейчас покушаете, отдохнёте, а с утра пораньше отправляйтесь в Куриный околоток. Отныне вы оба — отверженные. Здесь вам оставаться опасно, ибо охотники в первую очередь сюда нагрянут.

Из Болотной лужи мы уехали затемно. Провожать нас вышел весь обслуживающий персонал комплекса — обнимали, хлопали по плечам, желали удачи. Дмитрия Анатольевича здесь любили и уважали, что не удивительно, ибо местный народ состоял исключительно из кикимор и леших. Весьма спаянный коллектив, можно сказать, клан, а мама жабоида в нём глава. Петрович, охранник со стоянки, подарил мне пачку патронов и патронташ. Матильда Андреевна поколдовала, пощёлкала над патронташем пальцами и сказала, что теперь на нём тоже заклятие скрытости, и я могу носить его вместо брючного пояса.

— Телефон возьми, — сунула она жабоиду старенькую «раскладушку». — Я симку от чужого глаза спрятала, неделю вас не вычислят.

— Зачем он мне, мам? Кому звонить-то?

— Мне позвонишь, чтоб я не волновалась.

Подкатил Горбунок, я сел на место водителя, жабоид устроился сзади — именно устроился, потому что он не сел, а улёгся и ещё ноги вытянул. Горбунок моргнул фарами на прощанье и выехал на дорогу. Трасса была пустая, и только ветер вил по асфальту снежную крупу.

— Что значит отверженные? — спросил я, когда мы отъехали от гостиницы.

Жабоид дремал, разговаривать ему не хотелось.

— Забей…

— Гвоздь в твою деревянную голову! Какие такие отверженные?

Я был настроен весьма решительно. Меня совершенно не устраивала роль жертвы, а из разговоров болотных служащих я выслушал, что отныне на нас ополчатся неведомые охотники. Тот же Петрович, одаривая меня патронами, сказал, дескать, пригодятся, и попрощался, как с покойником.

— Не паникуй раньше времени, — зевнул жабоид. — Это мама краски сгустила, чтобы я осторожнее себя вёл, а на самом деле ещё не факт, что нас в списки внесут. А если и внесут, то столько времени уйдёт. Бюрократия…

В заднее стекло ударил сноп света. На мгновенье я ослеп, прикрыл глаза ладонями и почти сразу услышал глухой шлепок. Горбунок заверещал, привстал на задние колёса и резко рванул вперёд. Я несколько раз зажмурился, надавил пальцами на глаза и, когда зрение восстановилось, увидел торчащий в стекле арбалетный болт. Жабоид его тоже увидел, выдохнул и впал в прострацию.

Великий Боян, нашёл время. Я сунулся к зеркалу: в потрескавшемся прямоугольнике отражался качающийся силуэт автомобиля с включёнными по всему контуру прожекторами. Они нещадно слепили и выжигала глаза. Я потянулся к бардачку — кажется, видел, где-то там… были… Ага, вот. Солнцезащитные очки! Старенькие, допотопные. Я схватил их, нацепил на нос. Теперь мне по барабану все ваши фонарики.

Следующим движением я вытащил обрез. Стреляете из арбалета? Хорошо. А как вам примочки из свинцовых шариков?

Действовал я быстро, и сдаваться не собирался. Внутри меня взматерело чувство непризнанного героя и разлилось по кровяным жилам доброй порцией адреналина, и вместе с адреналином ударила в голову злость. Нет, дорогие мои, просто так я себя убивать не позволю. Пусть я преступник и совершил злые деяния, — но не по своей воле, и потому имею право на адвоката.

— Горбуночек, ну-ка сделай мне кабриолет…

Крыша наполовину сдвинулась.

— …и подпусти их шагов на пятнадцать.

Горбунок проникся моими мыслями и настроением, и позволил врагу приблизиться почти вплотную. Я встал в полный рост. Фары слепили даже сквозь очки. Но это ненадолго. Я вытянул руку и послал оба заряда в прожектора. Несколько фонарей лопнули серебристым фейерверком, автомобиль заелозил, заходил из стороны в сторону. Не ожидали, сволочи, отдачи.