Мина - страница 3
Рыбченко сунул Бердюгину индивидуальный пакет и, тяжело топая, побежал к землянке. Сержант закусил зубами нитку на пакете, разорвал его, мотнув головой в сторону. Потом грузно опустился на колени, чтобы удобней было делать перевязку.
Ватные подушечки пакета Бердюгин приткнул по бокам мины, на миг ощутив пальцами теплый, шершавый металл. Прикосновение это не вызвало страха. Скорей наоборот, стало как-то спокойней. Стараясь не тревожить Ивану руку, он быстро бинтовал ему плечо. Потом достал свой пакет, прибинтовал и его.
Бинт ярко выделялся стерильной белизной. И даже два розовых пятна, появившиеся на нем и расползавшиеся все шире, не могли нарушить впечатление чистоты, свежести, необычности. Эта белая повязка как бы отделяла теперь Ивана от остальных, подчеркивала, что не место ему здесь, в траншее.
Иван между тем понемногу пришел в себя. Он попытался сесть поудобней, но Бердюгин придержал его.
— Сиди, Ваня. Спокойно.
— Что у меня там? Осколок, что ли? — спросил Вострецов. — Жжет… И рука немеет.
— Сейчас ребята придут, утащим тебя.
— Ага… Закурить дай…
Бердюгин торопливо полез за табаком. Свернув цигарку, он поднес ее ко рту Вострецова. Тот долго ворочал головой из стороны в сторону, стараясь намусолить газетный клочок. Во рту у него пересохло, слюны не было.
Бережно и аккуратно подровняв самокрутку, Бердюгин зажег ее, затянулся и, скусив конец, отдал цигарку Вострецову.
В траншее послышались торопливые шаги. Первым прибежал младший лейтенант Сибиряков, за ним солдаты из отделения Бердюгина Насибуллин и Абросимов. Вслед явился и Коля Рыбченко, прихвативший плащпалатку не в своей, а в соседней землянке, сославшись на распоряжение взводного.
При появлении младшего лейтенанта Бердюгин подтянулся. За несколько минут, пока Рыбченко выполнял его поручение, он успел продумать все и сейчас докладывал неторопливо, но четко и решительно.
— Товарищ младший лейтенант, Вострецов ранен. Мы его донесем до санвзвода, только к пулемету надо наряд выставить. Лучше пулемету позицию сменить: засекли его, видать.
— Чего вы его вчетвером понесете? Двоих хватит! — заявил Сибиряков.
— Н-нет… — покачал головой Бердюгин. — Нельзя так, товарищ младший лейтенант. Тут такая штуковина…
Сержант на секунду замолчал. Его сухощавое лицо еще больше заострилось, на скулах выпирали желваки.
— Тут мы должны. Сами. У него ранение такое…
Дрогнул у сержанта голос, самую малость дрогнул. И хоть молод был Сибиряков и горяч порой, но тут понял: случилось что-то необычное. Не стал спорить, а только приподнял брови и склонил голову набок, будто прислушиваясь к необычным ноткам в голосе Бердюгина.
— Мина у него вот тут. Не разорвалась, — понизив голос, закончил сержант.
— Как не разорвалась? — тоже понизив голос, переспросил Сибиряков. И, сообразив, в чем дело, протянул: — Нда-а…
Бердюгин повернулся к солдатам:
— Вот так, ребята. Неволить, конечно, в таком деле нельзя…
Трое стояли перед ним. Три солдата. Три фронтовых товарища.
Коля Рыбченко смотрел, как всегда, открыто. Только исчезла хитринка во взгляде. Насибуллин — плотный, здоровый, черный — легонько и светло улыбнулся сержанту. Абросимов — высокий и сутулый — меланхолично вздохнул и потер рыжеватую щетину на подбородке.
Ни один не сказал ни слова. Да и не надо было говорить. Все понял Бердюгин. На войне не надо есть пуд соли, чтобы узнать человека…
— Рыбченко! Давай палатку! — неожиданно звонко скомандовал сержант.
Коля протиснулся вперед, разостлал плащ-палатку. Насибуллин, закинув за спину автомат, бережно, без видимого усилия, приподнял Вострецова, подсунув ему руки под спину, и перенес на палатку. Бердюгин помогал ему. Абросимов потоптался, соображая, что ему делать. Увидел термос и подумал, что они, пожалуй, останутся без завтрака. Торопливо закинул термос за плечи и по укоренившейся привычке поднял воротник шинели.
Бердюгин, увидев это, усмехнулся, но ничего не сказал. Он взялся за угол плащ-палатки у раненого Иванова плеча и коротко бросил:
— Берись!
Так и пошли они, с трудом протискиваясь в траншее. Впереди Абросимов и Рыбченко, сзади Бердюгин и Насибуллин. Термос на спине Абросимова позвякивал в такт шагам. Коля Рыбченко двигался суетливо, но аккуратно. Насибуллин держал палатку одной рукой и приотставал, чтобы Бердюгину было удобней идти. Бердюгин старался, чтобы Ивана не встряхивало. А сам Иван лежал молча, и на лицо его легли тени.