Мина - страница 9

Но раздумывать и спрашивать некогда. Леня снова склоняется над раненым.

С Вострецова уже сняли все, что можно было снять. Даже левый рукав отрезали и оголили левое плечо. Остался правый рукав — грязный, намокший кровью, да потемневшая повязка.

Вострецов смотрит на врача внимательно — настороженно и вопросительно. Губы плотно сжаты, щеки запали, бугры желваков застыли неподвижно. Леня откидывает простыню, и голый живот раненого вздрагивает, покрывается гусиной кожей.

Леня поворачивает голову к Ольге, секунду смотрит на нее и молча кивает. Ольга тоже молча поворачивается к стерильному столику и подает ему шприц с гексеналом.

Обычно Леня, копируя профессора, у которого учился, разговаривал с ранеными, когда оперировал или перевязывал их. Но сегодня он работал молча.

Ножницы с трудом режут намокшую вату телогрейки. Да, действительно, физическая сила…

Вот оно. Голое плечо. Чуть ниже ключицы торчит мина. Вокруг нее черные сгустки. На бок раненому стекает струйка свежей крови.

— Минуточку, — вдруг слышит Леня над самым своим ухом. — Что вы с ней думаете делать?

Леня поднимает голову и видит, что рядом с ним стоит тот самый, черный. Только теперь на лице у него повязка, а на голове шапочка. Это, конечно, Вера Алексеевна позаботилась… Но что ему надо? Ах да, он про мину…

— Разрезы сейчас делать буду, — говорит Леня, все еще с недоумением глядя на незнакомца. Тот кивает — валяй, мол. А сам придвигается ближе, встав у изголовья раненого.

«Сапер!» — догадывается, наконец, Леня и протягивает руку за скальпелем.

Разрез. Тампон. Что же — тащить ее? Или рано? Еще разрез.

Сапер протягивает руку в хирургической перчатке и осторожно берется за стабилизатор мины. Леня смотрит на него. Глаза у сапера задумчивые, будто он что-то вспоминает. Вот он кивнул головой. Еще разрез.

Рука сапера медленно, чуть вздрагивая, поднимается. Рана будто становится шире, видны стали рваные края. Вот и вовсе пустая дыра, заполненная черной кровью. С мины тоже каплет кровь, загустелая, черная. Вот упал в рану целый ошметок, словно густое варенье с ложки.

Мина исчезла. А рана по-прежнему зияет черной дырой. Ну, теперь быстро. Леня работает с остервенением. Ему немножко обидно, что все обошлось так просто. Вот закончит все и выпьет. Во фляге, кажись, еще осталось… Так. Теперь зашивать.

Вострецов напрягает тело и что-то мычит. Леня работает лихорадочно — действие наркоза кончается. Скобка. Вострецов сжал кулаки. Еще скобка. Иглу. Всё… Всё!

Леня вяло отходит в сторону, уступая место Ольге. Та быстро, сноровисто накладывает повязку и одновременно что-то говорит раненому, тихо и ласково.

Леня стягивает перчатки. Ему нестерпимо хочется курить. Он уже полез в карман за портсигаром, но в это время в операционную вбегает сапер.

Сорвав повязку, он, чуть набычившись, смотрит на Леню и вдруг хохочет:

— Взорвалась ведь, подлюга! — И, возбужденно рубя воздух рукой, выкрикивает: — Я ее в отхожее место. А она — пук! Вот сволота!

Леня стоит, смотрит на него и тоже смеется. Смысл слов до него еще не дошел, но ему весело, ужасно весело.

— Разорвалась? — тихо, почти шепотом спрашивает у Ольги Вострецов.

Лицо у него пожелтело, губы запеклись, но глаза светлеют, в них, в самой глубине, затеплился интерес.

— Ага! — приветливо кивает Ольга. — Разорвалась. — И, наклонившись поближе, говорит так, как говорят детям: — Ты потерпи маленько, родненький. Переливание крови тебе сейчас сделаем.

Вострецов молча кивает и чуть щурит один глаз.

Лежит он спокойно, только время от времени шевелит пальцами правой руки.