Миниатюры с натуры - страница 17
Столб, разумеется, упал. На весь колхоз шум-гам поднялся. Оправдали; нечаянно наехал. Поставили гуртом столб, на том дело и кончилось.
Прихожу утром к витрине. Заинтересовало: кто это по столбу без рубашки лазит? Подошел ближе, слышу разговор.
— Это, — говорят, — лазит лунатик.
— А чего же он, — спрашивают, — лазит днем?
— А это, — говорят, — Петя, он работает в ночную смену: ночью глаза заливал.
Показывают пальцем и смеются. Посмотрел и я: мама моя родная — рука Вари! Я персонально на столб лезу.
Поверите, жар как ударит в голову, да в ноги, да в пятки… Закружилась моя голова, задрожали колени.
Подходит напарник.
— Петя, — говорит, — не грусти. Не падай духом! Столб стоит правильно. Пойдем и мы поправимся.
— Ты что, — говорю, — в сознании? Я же иду на работу. Чтобы надо мной люди смеялись? Чтобы меня Варя вот с таким носом на витрине прокатила? Нет, глотай эту пилюлю сам!
МУХА — НАСЕКОМОЕ ЗЛОВРЕДНОЕ
Ох, есть же и вреднющие мухи! Назойливые и надоедливые. Гонишь ее, отмахиваешься, в дверь веником выметаешь, в окно полотенцем выгоняешь… Уже, кажется, одолел окаянную — ан нет, тихонько прожужжит и через узенькую щелочку влетит в ваш кабинет.
Влетит и — словно ее не гнали и не пугали — спокойненько примостится на вашем носу.
Сгонишь нахалку с носа, а ей и горя мало — пересядет на лоб. Со лба согнали, глянули: а чтоб ты обварилась в борще, — муха уже тихонечко пролезла через прореху к бедру и пытается там позавтракать.
Вот так и кормится, распроклятая…
А уж которые лысые — одна морока. Горемычным безволосым людям больше всего достается. Целый день человек руками машет, а ее черт разносил — вокруг головы летает. Что и говорить, бешеное насекомое.
Скажем, хочет хороший человек хорошую резолюцию написать: «Не возражаю. Многодетной вдове посодействовать в оказать всяческую помощь». А ее черти принесут, упадет на резолюцию, намажет, размажет, сам дьявол ничего не разберет.
Слоняются тогда добрые люди, ходят от одного порога к другому, выясняют — что оно написано: «Возражаю» или «Не возражаю»?
Пробивается вдова, доказывает:
— При мне же писали — помочь! И откуда-то взялась та вертихвостка!..
— Какая вертихвостка?
— Да такая ж! Та самая… Муха-цокотуха… Намазала и перемазала… Напортила еще и смеется, подлюка. «Вы, говорит, напрасно ноги бьете. Резолюция формальная и натуральная. Я манеру Василия Васильевича хорошо изучила. Он резолюцию «Возражаю» пишет поперек. «Не возражаю» черкает вдоль. Смотрите — вам врезал поперек… Ха-ха-ха!..» Чтобы ты, думаю, от смеха лопнула!
Мухи-цокотухи — дотошные мухи. Разиням прямо с ботинками залетают в рот.
Сначала деликатненько пристроится на коленях, крылышками помашет, ножками подрыгает — и:
— Лысенький ты мой! Я же у тебя персональная!.. Раскрой пошире государственный карманчик!
Припадает, ласково обнимает — и, прижмурив глаза, прыг на плечи! Скок на лысину!
А уж если на административную лысину прыгнула, то с этой прибыльной территории черта с два ее прогонишь. Уцепится, и никакой критический ветер с того плацдарма не сдует муху-ласуху. Найдутся защитники…
— Кто — муха? Моя персональная муха?.. Оставьте, не нападайте. Это ж единственная! Незаменимая… Помогает… Присматривает…
Одним словом, ловкие, сноровистые мухи некоторым высоким начальникам в самое правое ухо залазят. Залезет и шепчет:
— Возьмите моего комарика завскладом. Не пьет, не дерется, не гребет… Трудяга, работяга…
Ей-богу, льстивые и ненасытные мухи попадаются. В ресторанный борщ скакнет, наплавается, наглотается, вылезет, обсушится и снова ныряет.
По три раза в день полощется в дармовом меню…
Дьявольское, каверзное насекомое! Капризное и прихотливое. Модами привередничает, перебирает. Всякие фасоны выдумывает, морских черепах набирает и, где надо и где не надо, с шиком понацепляет. Затянется, засупонится…
А в разговоре — куда ваше дело: святая да набожная… А болтливая, а врунья, а задавака! Хвалится своим гуманным отношением к человеку…
— Боже, боже, — хвалится, — как я переживаю, как я пациентов уважаю, как я человечество от пьянства спасаю! Придет какой-нибудь в буфет — я сразу по глазам угадываю: хочет глотнуть, хочет языком горького лизнуть. Хочет, аж дрожит. Знаю, а все-таки спрашиваю: «Вам сладенького или горьконького?» Говорит: «Сто пятьдесят с прицепом…» Да разве у меня души нет? Наливаю и косо на непутевого посматриваю. Жалко ведь! В графин лью-наливаю и пятьдесят граммов недоливаю. Пусть не напивается. Пусть побережет свою печенку… Другому другая и микстура… Натуральную смешиваю с минеральной. От минеральной, думаю, никакая тебя холера не схватит. Тяни миргородскую на здоровьечко себе.