Минин и Пожарский - страница 2

На крыльцо вышел худой седобородый старик.

– Что такое?! – сказал он. – Гляди, как стучат! Неужто ума у вас нет? Чего шумите?

– Ой, беда, Климентьич! Супостаты идут! – заголосили женщины. – Своими глазами видели. Много их!.. Ой, много!

Староста тяжело вздохнул, перекрестился и вдруг, оттолкнув женщин, выбежал на улицу как был – без шапки, в рубахе, несмотря на зимнюю стужу. Подбежал к небольшому колоколу, висевшему на дереве около церкви, и ударил в набат. Тревожно загудел колокол.

Со всех сторон сбегались погостовцы.

– Родимые, братцы мои! – воскликнул староста, обратившись к толпе крестьян. – Наказал и нас Бог. Прут, окаянные, и к нам. Не справиться, братцы, нам с ними, пропали мы. Пожгут они добро наше, а нас всех перебьют. Спасайтесь! Бегите в лес!..

Поднялась суматоха. Многие, кое-как одевшись и укутав в медвежьи тулупы своих ребят, поволокли их на салазках в ближний бор. Но нашлись и такие, что твердо решили не покидать своих жилищ и защищать себя и свое добро до тех пор, пока хватит сил.

– Чего бежать? – рассуждали они. – Не все ли одно: что помереть с голоду в лесу, что быть побитым в бою?! Уж лучше побьемся за свою землю. Пускай запомнят нас разбойники поганые!

Деревня словно вымерла. Опустела улица, все притихло кругом. Погостовцы спрятались в сенях с топорами, вилами и рогатинами, решившись дорого продать жизнь.

На дороге, за околицей, показалась длинная вереница верховых. Впереди ехал знаменосец. Позади шла польская конница, ощетинившаяся копьями.

Вот уже первая пара всадников вступила в село. За нею вторая, третья, четвертая… Кони фыркают, косятся на избы, всадники пришпоривают коней, дергают их за уздцы, с любопытством озираясь по сторонам.

Заунывно прозвучал в пустынной улице протяжный вой трубы. Остановившись среди села, поляки соскочили с коней. Сверкнули вынутые из ножен сабли. Вспыхнули пуки соломы, привязанные к остриям пик. Загремели барабаны. Поляки врассыпную двинулись к избам.

Но тут случилось нечто совершенно неожиданное.

Из леса выскочили какие-то всадники. С гиканьем и свистом налетели они на оставленных польскими гусарами коней, разогнали их. Поляки не сразу сообразили, что случилось. Да и не было им времени соображать: неведомые всадники, не давая опомниться, храбро набросились на них и принялись рубить своими мечами направо и налево.

Но поляков было больше, чем их противников. Успевшие вскочить на коней польские гусары вступили в бой.

В эту минуту погостовские мужики, выбежав из своих засад, тоже напали на гусар с вилами и рогатинами.

Погостовская улица огласилась криками, лязганьем железа, стонами раненых. Люди падали с коней на землю…

Польский отряд, привыкший без боя занимать мелкие селения, не выдержал удара.

Пришлось спасаться бегством. Но не так-то легко было это. Если кому и удавалось ускользнуть с улицы, то на него из-за деревьев неожиданно нападали погостовские жители, сидевшие в лесу. Длинными шестами и дубьем они валили беглецов с коней наземь…

Победа была полная.

Всадники, появившиеся из леса на помощь погостовцам, были мирными посадскими людьми Нижнего Новгорода. Они составили несколько вооруженных отрядов, чтобы оберегать свой город от нашествия польских панов. Нижний – богатый приволжский город – был лакомой приманкой для поляков, но благодаря стойкости и сплоченности нижегородских жителей полякам не удавалось овладеть им.

Отрядом, который спас погостовцев от гибели, командовал посадский человек Козьма Минин, немолодой, высокого роста, широкоплечий мужчина.

Одет он был в дорогую мелкотканую кольчугу поверх обыкновенного охабня[1], какие носили средние посадские обыватели. Голову его прикрывала круглая железная шапка с кожаными наушниками. Вместо сапог у него на ногах красовались новенькие крестьянские лапти.

Теперь, после боя, обнажив курчавую голову и добродушно улыбнувшись, он сказал окружившим его деревенским:

– Вот, братцы, какое дедо-то!.. Где ни сиди, куда ни иди, а всё в оба гляди. Везде они, дьяволы, шныряют. Уж тут-то и не думали их встретить. Ин видишь!

– Спасибо тебе, отец наш родной, спаситель ты наш! – заголосили женщины, падая на колени.