Министерство особых происшествий - страница 33

Гаррисон в его нынешнем состоянии, казалось, был раз­давлен.

Незнакомец забился в угол и принялся внимательно рас­сматривать потолок. Из горла его вырывался странный глу­хой мяукающий звук, как у потерявшегося котенка. Сначала он был едва уловим, но стал громче, когда Гаррисон начал рас­качиваться взад-вперед. Элиза старалась успокоить его, как она вела бы себя с небольшим зверьком. Если это его состо­яние считалось лучшим, у нее не было ни малейшего желания стать свидетельницей худшего.

—   Гарри, — шепнула она, гладя его по руке. — Это я, Лиз­зи. — Она всегда ненавидела любые производные от своего имени, но когда так называл ее он, это почему-то не казалось ей обидным. — Господи, Гарри, неужели ты меня не помнишь?

При звуке ее голоса ее бывший напарник немного нахму­рился.

—   Лиззи... Лиззи? — Казалось, что он изо всех сил стара­ется зацепиться за ускользающие подробности прошлого.

В отчаянии она прижалась губами к тыльной стороне его ладони, на что никогда раньше не отваживалась. Рука была грубой, покрытой шрамами, но все же это была его рука.

Гаррисон прикоснулся к ее волосам — это был нереши­тельный и мягкий жест.

—   Лиззи. Я знал одну Лиззи. Такая красивая девочка. Зна­ешь, я мог бы поцеловать ее там, в Париже.

Элиза подняла глаза и улыбнулась.

—   У меня было много возможностей поцеловать ту красави­цу Лиззи, — сообщил он ей тоном, напоминавшим голос ре­бенка, рассказывающего взрослым о своих последних достиже­ниях. — В Уганде. В Касабланке. О да, у меня было много, очень много возможностей, но Париж... да, Париж. И я думаю, что красавица Лиззи позволила бы мне себя поцеловать.

—   А сейчас позволила бы? — Невидимая рука сжала ей горло, не давая дышать. Она сглотнула подступившие слезы и снова заговорила, потому что это помогало ей побороть на­хлынувшие эмоции. — Тогда почему же ты, негодяй, этого не сделал?

Он ожесточенно замотал головой. Маленького мальчика застукали на горячем.

—   Это было бы неправильно. Это было бы неправильно. Она была особенной, эта красавица Лиззи. Красивая, но осо­бенная. Не такая, как все остальные. Она была очень, очень, очень особенная.

Элиза набрала побольше воздуха в грудь и улыбнулась, на­деясь, что эта улыбка снова вернет ему покой.

—Да, Гарри, я думаю, что Лиззи обязательно позволила бы себя поцеловать.

—   Но я этого не сделал, и теперь возможность упущена, — прошептал Гаррисон и тихо вздохнул.

Все было именно так, как он сказал: возможность была по­теряна для них обоих.

Но, может быть, еще могла бы воцариться если не любовь, то по крайней мере справедливость. Может быть, их потери еще могут стать не бессмысленными.

Со всей осторожностью Элиза перевернула его руку и акку­ратно вложила ему в ладонь медальон, найденный в архиве.

—   Гаррисон, ты помнишь это?

Ей не показалось: он действительно бросил на нее взгляд сво­их слезящихся глаз, и поэтому она торопливо продолжила:

—   Помнишь, те люди, которые умерли, — те, от которых ты не мог отказаться?

Его голос, прорвавшийся сквозь пересохшие губы, превра­тился в хрип:

—   Кости, кожа и кровь!

Элиза схватила его ладони в свои руки, прежде чем он успел сунуть их в рот.

—   Да, это было ужасно. Министерство могло отказаться от расследования этих дел, но ты не мог остановиться, только не ты.

—   Кости... кожа... кровь... — Гаррисон замотал головой и отпрянул от нее, повторяя три слова, которые преследо­вали его тогда, но, видимо, не отпускали его и в состоянии безумия.

Он снова ушел в путаницу разрозненных мыслей, привед­ших его в Бедлам. Элиза прижалась лбом к его голове, стара­ясь вернуть к действительности, к себе.

Все так же медленно она повернула лицо к медальону. Он последовал за ней.

—   Ты нашел это на последней жертве, Гаррисон, — про­шептала она, глядя на контур странного кулона, на его не­обычную ассиметричную форму, на выгравированного кота, который сейчас следил за ними обоими. — Помнишь? Ты на­шел это и поэтому не сдался, не отступил.

—   Это правда был я? — Голос его звучал слабо, но все же она уловила в нем интонации своего старого друга.

Из уголка ее глаза скатилась слеза — слабая, глупая слезинка.