Минос, царь Крита - страница 4
Совершив возлияние, жрицы подошли к нам и заставили каждого выпить из чаши. Я не хотел, чувствуя опасность в этом снадобье, но ослушаться не посмел. Напиток по виду напоминал молоко, да и по вкусу — тоже. Но вскоре голова моя закружилась, и мир стал причудливо меняться вокруг.
Из чащи на таинство с любопытством уставились нимфы и сатиры, деревья засветились в темноте. Женщины продолжали голосить. Под их вопли у матери отросли восемь скорпионьих лап, хвост со смертоносным жалом, а тело покрылось зеленоватым панцирем с редкими волосками. Она воздевала к небу две скорпионьи клешни.
С братьями тоже творилось что-то невообразимое. Шея Сарпедона вытягивалась, голова становилась все меньше, а руки обрастали перьями. Он радостно заклекотал и, всплеснув лебедиными крыльями, взмыл в небеса, сделал пару кругов над поляной и исчез в ночном небе. Радамант с шипением свивал и развивал кольца своего мускулистого, поблескивающего чешуей пестрого змеиного тела и судорожно бил хвостом.
Моя голова тяжелела, а тело наливалось непривычной, чужой силой. Некое существо поглощало меня без остатка, как водоворот. Охваченный ужасом, я, как мог, сопротивлялся его воле, не желая тонуть. Собрав все силы, стремился вырваться, остаться собой — тем же сдержанным, суровым человеком, умевшим сохранять холодный рассудок и беспристрастие. Пытался заставить себя обрести власть над нахлынувшими бешенством и похотью. Куда там! Меня затягивало во тьму этого божества. Шум крови в ушах напоминал морской прибой. Мое туловище, насколько можно было судить, оставалось человеческим, но чужим, покрытым шишковатыми, безобразными мышцами и жесткими черными волосами. Коснувшись руками лица, я ощутил под пальцами бычью морду. Тварь пожирала меня, отнимая рассудок.
Я ждал, что душой моей овладеет Зевс, и к приходу омерзительного чудовища оказался не готов. Цепляясь за остатки угасающего сознания, ещё попытался узнать этого бога. Дивуносойо[9], сын Персефоны, рассказывал, помнится, что у него может быть бычья голова. Но что общего у этого охваченного гневом и похотью урода с моим очаровательным, ласковым Дивуносойо, которого я знал и любил? О, Посейдон, неукротимый и непредсказуемый, Владыка морей, Колебатель земли, порождающий чудовищ!!!
Чего следовало ожидать, если отец явился родившей меня в облике бычачьем?
Царица повернулась ко мне, угрожающе задрав блестящий смертоносный хвост с крючковатым жалом.
Теперь-то я вижу твою сущность. Отвратительный скорпион, всегда готовый ужалить исподтишка!
Преисполнившись беспощадной, как смерть, силы, наклонив бычью голову, я бросился на Европу. Она вскинула верхнюю из четырех пар конечностей, украшенную устрашающими клешнями, пытаясь защититься. Попыталась достать меня хвостом, но жало сломалось о бронзовую кожу чудовища. Тварь, победившая Миноса, запрокинула голову и победно заревела. Эхо подхватило рев и разнесло по всей священной роще.
Жрицы узнали это божество и начали было почтительно склоняться перед ним, но замерли, так и не завершив поклона. Потом Пасифая испуганно крикнула:
— Диво! Великое диво! Не божественный бык, владыка морей, синекудрый колебатель земли явился нам!!! О, боги, кто он, соединивший в себе две стати: облик бычачий и человеческий?
Она на мгновение замолкла, прислушиваясь к божественным голосам, и вдруг завопила, исступленно воздевая кулаки в небеса. Она кричала пронзительно, как роженица.
— Вот тот, кто пожрёт великое царство!!! Тот, кто захватит трон исконного владыки Крита!!!
Все подхватили её голос с удивительным единодушием.
— Смерть разрушителю! Смерть богоборцу!
И неистово накинулись на меня, стремясь повалить и растерзать. Они драли мою плоть золотыми накладными ногтями, кусали, норовя выхватить из живого тела мясо. Горячая кровь струйками потекла по груди и животу. Ревя от боли и ярости, я пытался поддеть рогами, разорвать мощными руками нападавших, но звериным чутьем понимал, что толпа безумных старух сильнее.