Минус двадцать для счастья - страница 9

– Пока да.

– Что значит пока?

Я зашла на кухню и с удивлением увидела тарелку с супом и куцей куриной ножкой. Перевела взгляд на невозмутимую маму. Залив водой пакетик зеленого чая, она добавила в чашку лимончик и села за стол. Тарелка с супом предполагалась явно не ей.

– А торт? – напомнила я.

– Ты говорила, что решила худеть, – напомнила мама.

– Не говорила, – голубые мамины глаза недоверчиво прищурились, и я поспешила внести уточнение. – Решила, но не говорила, чтобы оставить себе путь к отступлению.

– А если решила, – она приглашающее махнула рукой в сторону приготовленного для меня блюда, – давай не будем отступать и попробуем это сделать?

– Как будто это легко, – буркнула я, размещаясь на стуле и поглядывая на суп. – Особенно когда знаешь, что в холодильнике целый торт!

Мама встала, открыла дверцу шкафчика и продемонстрировала мусорное ведро с пакетом, в котором сверху, потому что не поместился, стоял мой праздничный торт. Вкусный, с яркими глазками-вишенками, с грустью посматривающими на меня, и все такой же нетронутый.

– Так легче? – закрыв дверцу шкафа, мама села за стол и взялась за чашку.

– Нет, – честно ответила я.

И начала есть суп, стараясь сдержать улыбку. А когда с ним был покончено, откинулась на спинку стула и посмотрела на маму, которая за мной наблюдала.

– Ну как? – спросила она.

– Вкусно. Но не уверена, что завтра совершу такой же подвиг, – призналась со вздохом. – Знаешь, я только сегодня поняла, что возле работы созданы все условия чтобы толстеть. Два кафе, Макдональдс, еще одна сеть быстрого питания-поедания. И коллеги, как назло, не ленятся то и дело пройтись туда и купить что-нибудь вредненькое.

– Осознание – это важный шаг, – заметила мама.

– Это кто сказал?

– Без понятия, – мама пожала плечами. – На днях прочла в интернете.

Она допила чай, помыла чашку и вышла. Я начала мыть за собой посуду и услышала ее голос из зала:

– Лер, давай быстрей, я тебе жду!

– Это очень приятно! – крикнула я, вытерла посуду, расставила и поспешила к ней.

Мама сидела на большом диване, который мы год назад выбирали вместе. Как раз вот для таких посиделок.

– Иди сюда, – она похлопала ладошкой рядом с собой.

Я подошла, села, а потом мама убрала мягкую подушечку с другой стороны от себя, и я не удержалась от стона, увидев, что под ней пряталось.

– Ну, м-а-ам…

– Лера, здесь нет ничего страшного. Наоборот, здесь все очень красиво.

Мама открыла первый из четырех альбомов с фотографиями, и перед глазами замелькали яркие картинки из нашей жизни, на которых я была стройной, веселой и, если сравнивать с собой нынешней, безумно красивой…

Я не заметила, как осталась одна.

Мама ушла в свою комнату, а я сидела на диване, поджав колени и рассматривая фотографии.

Школа… Институт… Пустой офисный кабинет моей первой и пока единственной работы…

Это сейчас у нас в офисе с переменным посещением целых четыре человека, а когда я устроилась в оптовую компанию по продаже канцтоваров, из сотрудников там были только я и шеф. Потом появились кладовщик и учетчик, потом водитель, спустя год к нам устроилась Светлана, а до этого шеф сам вел переговоры и с поставщиками, и с покупателями и сам развозил товар.

Кстати, вот и Степан Леонидович. Несмотря на вполне приятную внешность, фотографироваться он не любил и в кадр попал чисто случайно. Присмотрелась к шефу – ничуть не изменился за четыре года, что мы знакомы. Все такой же подтянутый, черные волосы с проседью на висках, но выглядит моложе своих пятидесяти. Лет на пять точно.

Удивительно, нашла еще одну фотографию с ним. Здесь мы вдвоем, смеемся под новогодней елкой. И вот именно здесь как раз сильно заметна разница. Да, точно. Я давно не слышала смеха шефа. И давно не видела, чтобы он улыбался. Он как-то потух.

Казалось бы, бизнес набирал обороты – да, несмотря на наши вялые телодвижения и означенную зарплату, это именно так. У шефа появилась молодая и красивая любовница, на которую заглядывались ребята раза в два моложе его. Но веселья, искры в глазах, азарта у шефа не стало.

Как же так, Степан Леонидович? Как же так?.. Впрочем, мне ли судить?