Минус шесть - страница 13

Фишбейн одобрил сотрудников, похвалил мебель, привел столяра, и столяр отполировал шифоньерку. Сузи благодарила Фишбейна. На ней было лиловое матинэ, — она протянула ему руку, широкий рукав соскользнул до локтя, и Фишбейн поцеловал розовую ямочку. Он расплатился со столяром, увидел, что Сузи разжигает на ломберном столе примус, и предложил:

— Почему вам не столоваться у нас? Цилечка будет очень рада. Вы всегда получите вашу рубленую печенку и самый сладкий флодн!

— Нам неудобно затруднять вашу супругу, — ответила Сузи и встряхнула кудряшками. — Я спрошу у Ози…

Траур выслушал жену, похлопал гостя по плечу:

— Ого! Геноссе Фишбейн liebeln с дамой, — воскликнул он и согласился обедать.

Что еще было нужно Фишбейну? Он дождался окончания занятий, сел вместе с Траурами в автомобиль. Ему было приятно, что красноармеец, нанизывающий на штык пропуска, превратился в перпендикуляр. Обеды Цецилии могли понравиться самому Ротшильду, — Трауры были довольны, и от всего этого дела страдал один Додя.

Он целые дни ездил по поручениям Траура, ходил в такие учреждения, названия которых отец произносил шопотом, и, чувствуя себя важной птицей, не раз говорил за себя и Траура «мы». Он носил серый, спортивный костюм, брюки галлифе, желтые ботинки по колени, имеющие тридцать два крючка и полуаршинные язычки. Он часто угощал Сузи обедами в кафэ поэтов, по пути читал ей свои стихи, и вот — о, этот папаша с его коммерческими делами! — всему конец! Теперь нельзя было ни рассказывать о величии Траура, ни передавать канцелярские сплетни, ни ухаживать за Сузи. Додя божился матери, что поедет на фронт и попадет в плен к адмиралу Колчаку. Цецилия не понимала, что хочет от нее сын, и просила мужа:

— Арон, поговори с Додей, он собирается, — не к ночи будь сказано, — итти на войну. Он совсем ребенок, может заразиться сыпняком, упасть с подножки, может голову сломать!

Фишбейн промолчал: ему было некогда. Он просил Траура устроить его на службу. Траур написал записки к военкомам, комиссарам, начхозам и рекомендовал товарища Фишбейна, как честного работника, стоящего на советской платформе. Фишбейн был убежден, что построит на этом бумажном фундаменте свое благополучие и ежедневно ходил по учреждениям. Мало ли людей ходило с такими же записками? Фишбейну предлагали место конторщика, заведывающего столовой, руководителя драмкружком, а по его специальности места не было. Через месяц Фишбейн потерял терпение. Он даже пропустил мимо ушей все, что рассказал ему Траур о революции в Германии.

— Какое мне дело до того, что император Вильгельм остался без трона? Я сам без места! — жаловался он жене. — Приехали неизвестные люди из Одессы, Смоленска, Грязовца, чорт знает откуда! И каждый сапожник, каждый портной стал комиссаром. Мне же, коренному москвичу, в Москве не находится места. Что я — интеллигент с протертым задом? Что я — за саботаж? Почему мне вместо службы и пайка дают карточку В?

Цецилия торопилась, — у нее была своя забота: Сузи просила приготовить вареники, а творога нигде не было.

— Как ты думаешь, сегодня не будет облавы на Сухаревке? — вдруг спросила она мужа.

— Что я — пророк, что ли? Хорошенькое дело: муж думает об обыске, а жена об облаве. Надо жить на белом свете?

Пришел Лавров, стряхнул с бобрового воротника снег и огорошил:

— Слыхали? Ночью нагрянули к Абрикосовым, что делалось, — уму непостижимо! Нашли три пуда золота! Петры, как положил старик в икону, — так все целиком взяли сукиновы дети!

— Что ты говоришь? — воскликнул Фишбейн и подумал: — Не надо волноваться, он, бог знает, что подумает! — и, нарочно зевнув, проговорил: — У меня ничего не найдешь! Вещи пропали в сейфе, товар реквизировали, если вот мебель! Пусть берут: себе дороже стоит!

Лавров отвел глаза и ухмыльнулся в бороду:

— У нас с тобой не найдешь! Не пальцем деланы!

Фишбейн поискал глазами Цецилию, ее в комнате не было: вязаная перчатка валялась на полу, и ключи покачивались в замке комода. Фишбейн вынул из ящика бутылку старой зубровки, откупорил и налил рюмку Лаврову.

— Будь здоров! — сказал Лавров, придерживая бороду рукой, и опрокинул рюмку в рот.