Мир Авиации 1994 02 - страница 11
«ЗАКЛЮЧЕНИЕ
1938 г. декабря 29 дня. Я, оперуполномоченный 13-го отделения I отдела ГУГБ НКВД сержант госбезопасности Бакушин, рассмотрев материал о задержании Саукке Б.А.
НАШЕЛ:
28 декабря с.г. Саукке был замечен на Арбате. Шел он медленно, внимательно осматривал публику, обращал внимание на движение автомашин. С Арбата свернул в ул. Вахтангова, но пройдя два дома, резко повернул и пошел обратно. Затем пришел на станцию метро, но на поезд не сел, а прохаживался по перрону и сел на второй поезд. На Комсомольской площади он был задержан сотрудником I отдела ГУГБ как подозрительный.
Саукке – латыш, работает инженером на заводе 156, разрабатывается ГЭУ НКВД как участник шпионско-диверсионной организации.
Арестованные враги Туполев и Енгибарян дали показания о том, что Саукке входил в антисоветскую организацию в авиационной промышленности.
По поводу пребывания на Арбате Саукке показал, что приходил покупать фрукты, но в фруктовый магазин не заходил.
ПОЛАГАЛ БЫ:
Задержанного Саукке Бориса Андреевича с материалами задержания передать в следственную часть НКВД СССР для оформления ареста и ведения следствия по его делу, как участника шпионско-диверсионной организации.
Оперуполномоченный 13 отд. I отдела ГУГБ сержант госбезопасности (Бакушин)
Нач. 13 отделения капитан госбезопасности (Арнаутовский)
Согласен: Зам.начальника I отдела ГУГБ НКВД майор государствен, безопасности /Капанадзе/».
Поздним вечером 28 декабря 1938 г. на Петровку, 38 была вызвана жена задержанного для составления «протокола опознания». Удалось установить, что задержанный с паспортом и командировочным удостоверением на имя гр. Саукке Б.А. именно им и оказался. Заодно супругу опросили, где и что она делала в этот день в городе с мужем. Как ни удивительно, но показания супругов, полученные порознь, сошлись и в мелочах. Затем с женой вежливо попрощались, сказав, что мужа ненадолго задержат для выяснения некоторых формальностей. Эта процедура оказалась сложной и растянулась до середины 1941 г. Задержанного с Петровки перебазировали в более надежное и укромное место – Бутырку. Здесь, в соответствии с принятыми порядками, он был сфотографирован в профиль, в фас и прошел дактилоскопическую регистрацию. А 30 декабря был подписан чрезвычайно лаконичный ордер за № 2546. Надо полагать, что власти считали задержанного важной птицей, так как на документе не поленился поставить свою подпись сам нарком.
Во исполнение полученного приказания, в ночь с 30 на 31 декабря в дверь кв. 36 (писарь, готовивший бумагу для наркома, ошибся, вписав в ордер кв. № 26) постучали уверенно и властно.
– Кто там? – спросили домочадцы, хотя прекрасно знали, кто там.
– Откройте, за оружием. Если не отдадите сами, придется искать, – последовал четкий ответ (он не раз звучал в ночной тишине за дверями московских квартир).
Вошли трое молодых людей.
К рассвету обыск был завершен, «гости» удалились. Все могло бы показаться страшным сном, наваждением, если бы не разгардаш, не большая красная печать на двери одной из комнат. При взгляде на осунувшиеся, посеревшие липа родных в памяти невольно всплывали тяжелые страницы антифашистских романов Фейхтвангера.
Непрерывный и мощный поток арестованных «врагов народа», поступавших в следственные органы НКВД с 1937 г.. требовал от них новых, не обычных методов ведения следствия, ибо необходимо было в сжатые сроки заставить арестованных признаться в своих антисоветских делах. Но как сделать так. чтобы взрослые, честные люди писали заведомую ложь на самих себя?
Как всегда в экстремальных ситуациях, помощь пришла из ЦК. Мы узнали об этом недавно, после опубликования телеграммы т. Сталина от 10 января 1939 г.: «ЦК ВКП(б) разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП(б)».
Вот в чем причина того, что протоколы разных дел схожи друг с другом, как братья близнецы. Меняются в них только фамилии и объекты вредительства, зависящие от специальности арестанта.
Чтобы не утомлять читателя повторяющимися вопросами. мелочами, приведем лишь отдельные места из протоколов допросов