Мир, полный слез - страница 48

Грошонг дал задний ход и, проехав так метров двадцать, нашел удобное место, чтобы развернуться. Затем он вновь набрал скорость, и Айзенменгер был вынужден снова вцепиться в спинку переднего сиденья. А когда Грошонг резко свернул в лес, Джону стало еще хуже. Папоротники и ветки хлестали уже не только по бокам машины, но и по ветровому стеклу. Езда становилась все более экстремальной.

– Этой дорогой редко пользуются, – спокойно заметил Грошонг.

Елена расслышала сзади слабый стон Айзенменгера.

Однако минут через пять дорога расчистилась, и теперь Елена по крайней мере не сомневалась в том, что память ее не подвела и они не были первопроходцами.

– А куда мы едем? – спросила она.

Грошонг напоминал наездника, объезжающего на родео дикого жеребца.

– К Стариковской Печали.

– Прошу прощения? – Айзенменгер вскинул голову, несмотря на свои страдания.

– К Стариковской Печали, – чуть громче повторил Грошонг.

У Айзенменгера уже не было сил продолжать расспросы, но Елена добавила:

– Это небольшая пустошь на самой границе поместья.

Дорога вновь пошла вверх, делаясь все круче. И сквозь переплетения ветвей над головой стали заметны первые признаки сгущавшегося сумрака. Лес постепенно редел, образуя то рощи, то прогалины. У Айзенменгера заложило уши, и он начал делать глотательные движения.

А потом они оказались на открытой местности, где возникло ощущение опасной незащищенности. Дорога доходила до середины пустоши и там обрывалась. Грошонг сбросил скорость и затормозил на самом краю обрыва.

– О да, – прошептала Елена с восхищенным и в то же время печальным видом. – Конечно. Теперь я вспомнила.

И даже Айзенменгер понял, что она чувствует. Они стояли на склоне гряды холмов, окружавших поместье с севера, и перед ними расстилалась вся его территория. Озеро у подножия холма казалось серебряным зеркалом, обрамленным коричнево-зеленым зимним лесом. Вдали вздымался замок, освещаемый лучами желтого солнца, а от него тянулись длинные серые щупальца теней. Солнечный свет подчеркивал и дополнял все оттенки цвета, заставляя мерцать камни, оживляя дремлющий лес и заставляя блестеть поверхность озера.

Грошонг, не говоря ни слова, вышел из машины и остановился возле капота. Елена и Айзенменгер встали рядом с ним, и на долгое время между ними воцарилось молчание.

– Ваша мать очень любила это место, – промолвил наконец Грошонг, и Елена бросила на него быстрый взгляд.

– Я не знала этого, – ответила она. – Я помню, что мы часто приходили сюда во время прогулок, но я никогда не думала…

Внезапно она вздрогнула, и Айзенменгер, который постоянно следил за состоянием Елены, обнял ее за плечи. Грошонг опустил голову – он стоял у самой кроличьей норы, однако она, судя по всему, не представляла особого интереса.

– А почему это место называется Стариковской Печалью? – спросил Айзенменгер.

Грошонг вновь принял свой обычный невозмутимый вид.

– Видите тот холм? – осведомился он, указывая налево, где посреди пологой ложбины виднелось небольшое возвышение. – Говорят, там находится его могила.

Грошонг двинулся по направлению к ней, и Елена с Айзенменгером последовали за ним. На краю ложбины он остановился.

– Его звали Эбенизер Барлоу. Он жил здесь, а в то время это было не просто. Немного овощей, несколько овец. А потом он женился на девушке, которая была гораздо младше его, – а такие вещи к добру не приводят. – Его тон недвусмысленно свидетельствовал о том, что он не одобряет фривольности и абсолютно уверен, что ее последствия неизменно оказываются плачевны. – Она забеременела от другого мужчины и бросила его, забрав все, что у него было. А старик повесился вот на этом дереве. – И он указал на мертвый остов дерева, который высился над ложбиной и могильным холмом.

Все это звучало довольно грустно, но Грошонг продолжил с какой-то мрачной веселостью:

– Говорят, он повесился на колючей проволоке.

– Ну…

– Так говорят, – пожал плечами Грошонг. Однако если он и пытался разрядить атмосферу, ему это не удалось – при всей своей красоте это место теперь казалось проклятым.

– Может, поедем? – спросила Елена. – Я что-то замерзла.