Мир приключений, 1925 № 06 - страница 25

Но это было напрасным геройством: судьба короля была решена. Никем не поддержанный извне, без всяких средств, что мог он сделать? Измученный физически) и нравственно, он вынужден был тайком покинуть Арауканию, т. к. его везде подстерегали. Спасшись почти чудом, Тунан в 1871 г. вернулся на родину, не оставив своей мысли. В Марсели он издавал оффициальную арауканскую газету, где пропагандировал свою страну! Но, конечно, в 1871 г. Франции было тем более не до Араукании.

Не теряя энергии, Тунан продолжал служить своей мечте. Только смерть прервала его замыслы. В 1878 г. фанатика не стало. Он умер, завещав родной деревне все свое небольшое имущество.

Такова странная судьба этого человека, осмеянного и непонятого, но трогательного своим горячим желанием придти на помощь угнетенным и сделавшего целью жизни освобождение каких-то индейцев, которых цивилизованные торгаши не склонны считать даже за людей.

Что Тунан был прав, стремясь к ним на помощь, что еще более правы были арауканцы, радостно принимая его, ясно хотя бы из такой характерной справки из книги о колониальной политике.

Европейцы, проникнув в Патагонию (соседка Араукании) стали так тяготиться туземцами, не желавшими им подчиняться, что назначили 25 франковую премию за каждую отрубленную голову туземца.

В пять лет авантюрист Сам Хесслоп заработал этой премией 12.500 франков. Это составляет 500 туземных голов, ознаменовавших победное шествие цивилизации…

СО ДНА

Рассказ Оскара Глута.

С немецкого пер. Анны Бонди.

Утром этого дня закрылась большая гостинница, где обыкновенно делали передышку туристы из Граубюндена, отправлявшиеся в Альпы. Была середина сентября. Несмотря на чудную погоду, ни один посетитель не появился за последние дни. Не имело смысла держать открытым большой дом. Хозяин уже спустился в долину. Белокурый Батист должен был перевести вниз его багаж, потом снова вернуться и прожить еще неделю в сторожке, служившей для зимнего сообщения. Затем и он мог переселиться в деревню.

Тяжело нагруженная, тощая лошаденка, к седлу которой было привязано два сурка, медленно спускалась по крутой тропинке. С мешком за плечами шел с ней рядом Батист.

Хорошие настают дни, когда он будет предоставлен сам себе. Он может теперь лежать среди скал, выслеживать сурков, жить настоящим; бездельником, пользуясь припасами, оставленными ему хозяином в большом количестве. В тиши он хорошенько обдумает, как бы ему незаметным образом отделаться от Терезы, когда он спустится в деревню. Летом он себя успокаивал, что все уже кончено, но теперь эта скверная история не выходила из его головы.

Забота омрачала его красивое лицо, точно стая воронов, закрывавших солнце. Три раза посылала ему в горы Тереза Руог письма, написанные измененным почерком. Но он остерегался отвечать ей. Почему она не оставит его в покое. Муж ее, Доминик Руог, был его друг, его веселый товарищ на охоте и в попойке. Зачем нужно было этой черноволосой дьявольской бабе встать между ними и, быть может, совсем разлучить их? Батист с такой злобой толкнул тяжелым сапогом большой камень, что тот в бешеной скачке полетел по скалистой крутизне в долину. В Батисте проснулись воспоминания о женщине и о вкушенном запретном плоде, они издевались над ним, кровь кипела, и долина, и деревня звали его к себе.

— Не хочу! — упрямо, сказал Батист, втянул голову в плечи и стал смотреть в сверкающие дали снежных гор, точно они могли охладить его кровь. Но даже от чистых высот в этот дневной час шло горячее дыхание и заставляло кровь и; душу жаждать. Батист со своей лошадкой вышел на площадку, с которой открывался первый вид на горы, долину и село, где можно было различить церковь и гостинницу. Но Батиста не интересовала эта панорама. Он видел ее ежедневно и не замедлил даже шага.

Вдруг кто-то громко и весело окликнул его. От неожиданности он даже ткнулся носом в морду лошади. Сбоку тропинки на скале, среди кустов черники, ягоды которой вызревали на этой высоте только ранней осенью, сидел Доминик. Он обрывал прямо ртом сочные ягоды с ветки, и все его плотное тело тряслось от смеха над растерянным видом Батиста.