Мир в руках игрока - страница 4

   - Массанаса, - произнеся это слово, чужак вздрогнул так, будто его окунули в холодную воду. - Посмотри на меня. Ты не помнишь меня?

   Он вглядывался в застывшее напряженное лицо незнакомца.

   Массанаса? Он попробовал это слово на вкус. Да, это было его имя. Но он давно от него отказался. В те далёкие времена, когда он родился, новорождённым давали много имён. Одно для него, ещё одно для богов и ещё несколько для посторонних людей. Массанаса. Это было одно из его имён. Имён для чужаков. Это имя знали многие. Его произносили в храмах, тавернах, на площадях. Его превозносили и проклинали. На него молились и колдовали. И он от него отказался. Когда долгое время носишь одно имя, оно становится твоей сущностью. Нельзя, чтобы твою сущность знали многие. Если знаешь имя сущности - ты ею повелеваешь. Он же хотел быть независимым. Он отказался от знаменитого имени и придумал себе новое.

   ...Толпы призраков сошлись теснее, что-то укрыв от него за своими бесплотными спинами...

   Имя... Какое его настоящее имя?

   Незнакомец перед ним неловко замялся, желая и в то же время боясь отвести от него свой взгляд.

   Тот, кого когда-то звали Массанаса, изучал непривычную для его глаза одежду. Незнакомец был одет в чёрный, затканный золотыми и серебреными цветами камзол с высокой талией и стоячим воротником, в тёмные панталоны с белыми полосами, суживающиеся внизу, подвязанные ленточками чуть ниже колен, и в ботфорты с тупыми носками и широкими раструбами, из некрашеной кожи. На плечах был синий плащ, короткий, расшитый золотистым узором. Вид его был непривычен. Озадачивал. Наводил на нехорошие мысли.

   Где-то он видел его. В памяти всплыли смутные образы.

   ...Тьма и искры звёзд над головой. Круглый, чеканный лик полной луны. Запах конского пота и тяжёлое дыхание десятков людей. Скрипят, прогибаясь под тяжестью саркофага, опорные балки и визжат, прокручиваясь, деревянные блоки.

   Ещё. Ещё раз. Ещё. Саркофаг качнули, подложили под него толстые брёвна. Опустили.

   Зашуршали убираемые верёвки. Зазвенели замки. Множество рук приподняло тяжёлую прозрачную крышку, и над ним, заслоняя любопытные взгляды звёзд, склонилось лицо. Застывшее. Напряжённое.

   Приблизили факел, и яркий огонь ослепил отвыкшие от света глаза. Мир утонул в жёлтой вспышке, стёршей всё, но не слова:

   - С возвращением вас, Генерал...

   - Да, я помню тебя. Ты приветствовал меня, когда извлекли саркофаг...

   - Нет же, нет. Вы знали меня до... - он запнулся, видя, как потемнел взгляд безумца.

   Призраки вышли из тёмных углов и вновь замкнули темницу, оградив от мира того, кого его сиятельство назвал Массанасой.

   Чувствуя на себе обжигающий, переполненный болью и яростью взгляд, его сиятельство повернулся к двери.

   Ещё рано. Как он мог только подумать, что этот человек узнает его... Но ведь раньше он мог узнать своих людей в любом из обличий!

   То раньше. Это время прошло. Он ещё не воскрес. Не так просто прийти в себя, когда ты был раньше...

   Его сиятельство смутился, не найдя подходящего слова. Кем был? Тузом, джокером, героем, полубогом? Неважно. Им, более продвинутым, гораздо сложнее, чем простым смертным, прийти в себя после долгой отлёжки в Архиве. Тем более, если тебя и не думали оживлять и хоронили для того, чтобы забыть.

8

   Массанаса. Массанаса. Это имя билось в мозгу, подобно запертой в клетке свободолюбивой птице. Оно не хотело сидеть взаперти. Оно трепетало, стучало о стены темницы.

   Как тяжело задавить в себе свою сущность...

   С этим именем связано многое. Стоит примерить его на себя - и ты, перестав быть безымянным, перенесёшься на столетие (два? три? больше?) в прошлое; станешь тем, кем ты был: воином, полководцем, правителем отважного народа. Сядь на коня. Возьми в руки копьё. Пойди в мстительный поход против вероломного города. Заставь их заплатить. Востребуй с них кровавый долг за Ирию, за себя, за разбитое счастье. Заплати за свою обиду жизнями ни в чём неповинных...

   Гескон был неправ... Не надо было замышлять на него покушение. Прими он его, поговори с ним по душам, пуская чистосердечно слезу и топя горе в вине, Массанаса бы не восстал, не кинулся бы собирать совет свободных племён, не пустил бы по селениям гонцов с измазанной жертвенной кровью стрелою. Он просто упился бы до бесчувствия. Замкнул бы горе в себе. Пошёл бы в разгул. Не он первый, не он и последний. Успокоился бы... Может быть...