Миракулум 2 - страница 7

стр.

- Здравствуйте... - хозяин лавки до определенного времени не мешал девушке разглядывать выставленное на продажу оружие, но после все же спросил: - Чем я могу быть вам полезен?

- А?

Эска поймала себя на том, что войдя сюда, смогла на миг забыть о причине прихода.

- Боюсь огорчить, но здесь не музей. В лавку люди заглядывают для того чтобы выбрать и купить. А вы за чем пришли?

- Мне нужен Тавиар.

Лицо хозяина заметно изменилось. Скользнула тень неприязни, печали, удивления и даже испуга:

- Вам? Зачем?

- Мне этот адрес дала одна женщина, сказав, что только вы мне сможете помочь в моем деле.

- В каком деле?

- Я хочу побольше узнать о прошлом. Я историк. Правда, будущий, но до защиты диплома осталось не так много времени...

- Уходите! Уходите немедленно!

Эска невольно сжалась.

- Почему? Вы умеете, мне сказали...

- Забудь сюда дорогу... - хозяин перешел на злой шепот. - Забудь всю ту чушь, которую тебе наплели обо мне и моем сыне. Я нормальный человек, не сумасшедший, и нет у меня никакого дара... Уходите!..

Приказ как-то скомкался и оборвался от звука колокольчика. В лавку вошел человек и замер. Кажется, хозяин не на шутку испугался, что вошедший краем уха успел уловить странный разговор с посетительницей. Почему-то Эска поняла сразу, он - Тавиар.

Он был весь, как все это холодное оружие: четкие и в то же время плавные линии скользили в чертах лица и кистей рук, в осанке, казалось, одновременно царили подвижность и несгибаемость, и даже голос...

- У нас посетитель? - Мужчина посмотрел сначала на нее, а потом на хозяина лавки.

- Да... - выдавил тот из себя. - Девушка зашла посмотреть...

- Вы Тавиар?

- Он.

- Сегодня днем я говорила с Рорией Иргили. Вам знакомо это имя?

- Да.

Ответы прозвучали, как брошенные в воду камни. Ни больше, ни меньше.

- Мне она сказала...

И Эска покраснела. Оказывается, стоять у двери писательницы в волнениях, - что же сказать, настоящий пустяк перед тем, что ей предстоит сказать сейчас. Не помнила она того дня, когда последний раз ставила себя в дурацкое положение, а тут еще накатило понимание, что она не может себя заставить отвести от его лица глаза. Не потому что она с ним говорит, а потому что она почувствовала силки, в которые попадала.

Как Эска это ненавидела. Довольно часто она наблюдала за тем, как умные, целенаправленные, сами правящие своей жизнью девушки или женщины превращались в глупых, зависимых от мужчины созданий... из-за одной единственной причины, - они влюблялись. Жалкое преображение прекрасного в безобразное. Эска знала, что это состояние похоже на болезнь, которой нужно сопротивляться... она сдержалась от улыбки, хотя уголки губ уже дрогнули, готовые растянуться в этой глупой и все выдающей гримасе. Она сдержала руку, на которой уже слегка шевельнулись пальцы, едва не рванувшие вверх, чтобы "ненароком" коснуться пряди своих волос. И пауза в речи помогла ей справиться с этим едва уловимым промелькнувшим внутри коротким вздохом.

- Что она вам сказала?

- Что она была... и что вы, то есть ваш отец, помогли ей заглянуть в прошлое...

- И?

- Если это правда, то я тоже хочу попробовать.

Тавиар замер. Эска поняла, что самое страшное для себя она уже сказала. Остается теперь только самое страшное для себя услышать. Отказ? Или обвинение в умопомрачении? Оба варианта были однозначны провалу последней попытки найти историческую истину самым сказочным и нереальным путем.

- Прежде чем о таком просить, вы, девушка, - отчеканил тот, - должны до конца понять, что это такое. Только с полного согласия с вашей стороны станет возможной только попытка подобного путешествия.

- Тогда объясните мне, чтобы я знала.

- Господин Сомрак... отец, - даже с нажимом произнес Тавиар, - раз милая девушка вовсе не посетитель нашей лавки, а гость нашего дома, то ее стоит угостить кофе.

Сам он провел ее за стойку, а потом в маленькую гостиную. Посадил за стол, и вернулся к отцу.

"Боже мой!", - Эска мгновенно побелела от ужасающей мысли, - "А если это убийцы?! Маньяки?! Сектанты?!". Как можно было настолько окрутить свою голову, что в нее до этого момента не просочилась ни одна трезвая мысль хотя бы из-за чувства самосохранения и здоровой осторожности!