Миракулум 3 - страница 5

- Разве она не?..

- Я не знаю, и это мой честный ответ. Я и Рыс покинем город, найдем Змеиного Алхимика, вернем Тавиара и Эску, если это возможно.

Он кивнул. Его надежде хотелось бы напитаться уверенным "да", но правдивый ответ оружейника отравил ее горечью вместо вдохновения. Люнтберт скривился и смиренно кивнул второй раз:

- Я согласен даже на "если".

- Расходы пути на мне, денег не ищи. Будь налегке и запасись решимостью - возможно, тебе придется столкнуться с вещами мистическими, в какие твой молодой разум прежде не верил. Иди.

Аверс не лгал. Мы выпустили пленника, снова закрыли лавку, оставшись вдвоем в полумраке. Все, что он только что сказал, каждое слово, - правда. Решение принято сейчас, и оно было именно таким, какое бы пришло или завтра, или чуть позднее. Мы не можем уехать и затаиться где-то. Мы должны поставить в истории точку, прежде чем счастьем и мирной жизнью успокоить сердце.

Я разглядывала оружейника, хмурого и задумчивого, и именно полумрак помог наложить прежний облик на новый. Тон его голоса при разговоре с парнем, поворот головы, взгляд и хладнокровие слов. Он проступил изнутри, узнаваемый каждой черточкой. Их, черт, не хватало совсем немного: седины, сухой худобы и жесткости, но глаза Аверса сощурились, а уголки губ дрогнули в вопросительной полуулыбке:

- Что?

Я шагнула к нему и обняла. Обняла как родного, как своего, как того самого Аверса. Всего лишь дни для меня прошли с того времени, как в замке барона Эльконна мнимый Ньяс касался меня жесткими ладонями, колол щетиной и горчил поцелуем с запахом вина и смолы.

- Рыс, ты обнимаешь меня? Неужели я больше не самозванец?

- Нет. Ты прожил еще одну жизнь до нашей новой встречи, и ты изменился. Я люблю тебя, узнаю тебя, и как бы не качнулось время в разные стороны - в далекое будущее, в молодость, в твой истинный возраст всей жизни, - ты не самозванец.

Он обнял меня взаимно, но не так крепко, как я его. В слабости объятия почувствовала не холодность или робость, а неверие. И потому спросила:

- А я - призрак?

- Немного. Я боюсь, что если что-то сделаю не так, ты растаешь, рассыплешься, как видение или как все то, что создавал своей магией Рихтер.

- Если жив ты, жива и я. Останься этой ночью со мной, обними, поцелуй, и ты убедишься, что я человек, а не черный туман Миракулум.

Глава вторая

Жизнь оказалась столь легкой, как и непривычно-знакомая одежда на плечах. Мягкая и удобная обувь, тонкие и плотные ткани, крой по фигуре. Горячая и холодная вода текла прямо в доме, словно родник был под полом. Еда хранилась готовой, очаг пылал от горючего эфира, а не дров, тепло шло от железных пластин, а не от камина.

Конечно, я знала, в чем предназначение холодильника, и даже немного понимала в его устройстве, но все же так необычно было открыть дверцу и набрать льда или снега из морозилки. Почувствовать прямо в теплой комнате холод зимы. Конечно, я знала, что такое телевизор, кино и передачи, но увидеть вживую - всю пестроту и скорость картинок, какофонию современной музыки, одежды и танцы, - ошеломляло. Один раз я подняла трубку на телефоне после звонка и услышала чужой голос, понимая, что человек находится где-то невообразимо далеко от меня. Даже ответила на вопрос и записала послание.

Жизнь стала легка, как раньше и представить было невозможно. И парадоксальна обыденна вместе с этим.

- Я начинаю отличать речь, - сказала я Аверсу, когда открыла очередную современную книгу, - все думалось, что ничего не изменилось и века не сказались на местном языке. Но на самом деле в голове слились воедино прошлые особенности с современными.

- А язык цаттов исчез. Захватчики объединили земли, но проиграли в культуре и религии. Здесь царит один бог, но государство светское и быть верующим не обязывает.

Пока я перебирала книги, Аверс сидел за столом с блокнотом в руках и что-то рисовал на листе. Сначала тонкими и слабыми линиями, потом с нажимом, и чем ярче становился рисунок, тем вернее я угадывала красивый эфес в наброске. При том оружейник все равно больше смотрел на меня, чем на свою работу.

- Из историй исчезла поэзия слова и символизм повествования. - Я поставила на место роман, на страницы которого заглянула и прочла абзац. - Язык обеднел, но... он все равно привлекателен - прост, порой даже груб и выхолощено точен. Аверс, а о чем стали слагать истории! Сказители теперь бесстыжи и глумливы! Есть ли здесь книги постарше?