Миры Пола Андерсона. Том 7 - страница 15

— Смотря о каких условиях будет идти речь.

— Это положение справедливо для любых условий. Способность к адаптации, выносливость, быстрота реакции — этим определяется все.

— Я думаю, большую роль играет доброта… — робко промолвила Шейла.

— Это уже роскошь, увы… Хотя именно подобная роскошь и делает нас людьми, — сказал Мандельбаум. — Доброта по отношению к кому? Порой человек должен отбрасывать сдержанность и давать волю инстинктам. Иногда войны становятся необходимостью.

— Будь люди чуточку разумнее, их бы не существовало… — возразил Коринф. — Если бы Гитлера остановили уже на Рейне, разве началась бы вторая мировая война? С ним бы справилась одна дивизия. Политики же были настолько глупы, что…

— Они здесь ни при чем. Существовали причины, по которым посылать туда дивизию было… м-м-м… не слишком-то удобно. Девяносто девять процентов человечества вне зависимости от умственных способностей предпочитает удобное разумному, при этом о последствиях своих поступков люди, как правило, предпочитают не думать. Так уж мы устроены. Если мы вспомним о том, сколько ненависти и предрассудков заключено в этом мире, о том, что люди, как правило, относятся к ним либо с безразличием, либо даже пытаются извлечь из них какую-то выгоду, мы поразимся не существованию войн, но их редкости. — Голос его исполнился горечи. — Может быть, так называемые практичные люди, то есть те, кто способен к адаптации, правы? Может быть, самое моральное для меня — думать прежде всего о себе, о жене и о маленьком кривоногом Хасане? Один из моих сыновей так и поступил. Сейчас он живет в Чикаго. Он изменил фамилию и форму своего носа. И не то чтобы он стеснялся своих родителей, нет… Просто он избавил свою семью от массы оскорблений и неприятностей. И я, право слово, не знаю — восхищаться ли его изворотливостью или же обвинять его в бесхребетности.

— Мы ушли от темы нашего разговора, — несколько растерянно сказал Коринф. — Сегодня мы собираемся для того, чтобы постараться понять, что же происходит с нами и с миром. — Он покачал головой. — Мой Ай-Кью за неделю увеличился со 160 до 200. Мне в голову приходят вещи, которые были немыслимы для меня прежде. Профессиональные проблемы обратились в сущий пустяк. Но при этом в голове царит дикий хаос. Меня стали посещать диковиннейшие мысли, и некоторые из них явно носят нездоровый характер. Я стал нервным, словно котенок, — пугаюсь собственной тени и боюсь неведомо чего! То и дело я вижу какие-то гротескные картины — как в страшном сне.

— Просто ты пока не привык к своему новому мозгу, — сказала Сара.

— Я чувствую примерно то же, что и Пит, — тихо пробормотала Шейла. — Мне все это как-то не нравится.

Сара развела руками и недоуменно покачала головой:

— А мне так даже и забавно.

— Все определяется личностной основой, которая не подвержена изменениям, — хмыкнул Мандельбаум. — Сара всегда была человеком достаточно приземленным. Ты просто не принимаешь свой новый разум всерьез, либхен. Для тебя абстрактное мышление — пустая забава. Действительно, к домашней работе оно не имеет никакого отношения. — Он сделал несколько затяжек и, сощурившись, продолжил: — Со мной, Пит, тоже происходит нечто подобное, но я гоню от себя всю эту чушь. Почти все эти вещи как-то связаны с физиологией, а мне сейчас, сам понимаешь, не до нее. Происходит что-то немыслимое. Теперь каждый член профсоюза идет прямиком к нам и начинает объяснять, что же нам следует делать. Приходит, скажем, представитель союза электриков и говорит, что электрики, мол, должны начать забастовку и не прекращать ее до той поры, пока власть в стране не перейдет им в руки! В меня на другой день даже выстрелили из дробовика!

— Что?

Все изумленно уставились на Мандельбаума. Тот фыркнул и пожал плечами:

— К счастью, стрелок был никудышным. Что до темы нашего разговора… Кто-то сбрендил, кто-то растерялся, большинство же просто напугано! Люди, пытающиеся подобно мне как-то удержать эту ситуацию, как-то совладать с нею, только наживают себе врагов. Они стали задумываться почаще, да вот думают они, к сожалению, не о том.