Миры Пола Андерсона. Том 8 - страница 38
А теперь моя огненно-ледяная девушка становилась обычной новобрачной. Но стоило ли из-за этого тревожиться? Через год она приобретет новые знания, которые вполне компенсируют ее замужество.
Мы, конечно, не могли полностью скрыть от средств массовой информации свою роль в изгнании саламандры. Но при горячем участии Мальциуса, трубившего на весь свет, как команда университета спасла наш замечательный город, мы умудрились избежать излишнего внимания. Грисволд был ошеломлен тем, что ему вдруг стали воздавать почести, которых, как он считал, он не заслуживал, и в то же время негодовал из-за того, что нам с Джинни досталось мало почета. Но мы сумели убедить его, что ему полезно быть на виду, так как это приносит пользу его лабораториям — их начали модернизировать… ну а нам все это не нужно, поскольку мешает нашей личной жизни. Кроме того, если мы хотим добиться отмены глупых правил и создать в Трисмегистусе сносные условия существования, лучше подыгрывать Мальциусу и не напоминать ему, как он праздновал труса.
В общем, зима и весна были чудесными и полными ожиданий. Я мог бы пропустить многое, но… но мне так хочется вспомнить еще раз некоторые моменты!..
— Нет, — сказал я деловому партнеру моей невесты. — Ты не поедешь с нами в свадебное путешествие.
Он закатил глаза и негодующе заявил:
— Мня-а-у!..
— Ты прекрасно проведешь этот месяц здесь, в квартире, — твердо произнес я. — Комендант обещал кормить тебя каждый вечер, когда станет приносить молоко для домового. И не забывай, что ты не должен охотиться на домового. После того как ты три раза кряду устраивал тут погоню за ним, Маленький народец стал подсахаривать мартини нам с Джинни!
Свартальф самодовольно крутанул хвостом и сверкнул желтыми глазами. Но вообще-то я понимал, почему он так относится к домовому: с точки зрения кота, существо ростом с мышь, юркое, как мышь, не может, черт побери, ожидать, что с ним будут обращаться иначе, чем с мышью.
— Он, между прочим, приходит сюда не только вытирать пыль, — напомнил я Свартальфу, — но еще и приводить в порядок твою туалетную коробку. Ты можешь без нас гулять или летать на венике, но домового трогать не смей, грубиян! Если я при возвращении узнаю, что ты снова за ним гонялся, я обернусь волком и устрою тебе головомойку. Понятно?
Свартальф обиженно дернул хвостом.
В гостиную вошла Вирджиния Грэйлок, которая через несколько нестерпимо долгих часов должна была стать миссис Стивен Матучек. Меня настолько захватило зрелище высокой гибкой фигуры в белом платье, аристократических черт лица и огненно-рыжих волос, спадающих на плечи, что голос Джинни я воспринял лишь как симфонический аккомпанемент к увиденному. Ей пришлось повторить:
— Дорогой, ты действительно уверен, что мы не можем взять его с собой? Это заденет его чувства.
Я опомнился.
— Его чувства — из закаленной стали. Я как-нибудь выдержу, если он полезет в нашу кровать, когда мы вернемся, ну… до известной степени… но пятнадцать фунтов черной кошатины на моем животе во время медового месяца — это слишком. Тем более что он предпочитает твой живот.
Джинни вспыхнула:
— Мне будет не хватать моего помощника, после стольких-то лет! Ну, если он обещает вести себя хорошо…
Свартальф, стоявший перед нами на столе, потерся о бедро Джинни и мурлыкнул. Я бы тоже не прочь, подумал я. Однако я не собирался отступать.
— Нет, он просто не способен вести себя прилично, — сказал я. — А тебе он не понадобится. Мы намерены забыть обо всем мире, и о работе тоже. Ведь так? Я не собирался ни корпеть над книгами, ни навещать друзей-оборотней — даже ту семью койотов из Акапулько, которая нас приглашала. Мы будем только вдвоем, и никаких кисонек…
Я прикусил язык, но Джинни не обратила внимания на мои слова, продолжая ласково гладить Свартальфа.
— Хорошо, дорогой, — вздохнув, сказала она. И, не удержавшись, съязвила: — Радуйся семейной жизни, пока можешь!
— Я намерен радоваться ей всю жизнь! — хвастливо сообщил я.
Джинни вскинула голову:
— Всю жизнь? — и торопливо добавила: — Нам лучше отправляться. Все уже уложено.
— Вперед, супруга! — согласился я. Она показала мне язык. Я погладил Свартальфа. — Пока, приятель! Надеюсь, не завидуешь?