Миры Пола Андерсона. Том 8 - страница 56

— Если тебе понадобится обернуться волком, — пояснил он, — мы тебя закроем от света.

— Зачем? — удивился я. — Солнце давно зашло, а огни святого Эльма не помешают.

— Огни изменились с того момента, как там начал болтать их проповедник. Я проверил по спектроскопу. В их лучах появилось слишком много ультрафиолета — 3500 ангстрем, если хочешь знать точно, — а это может создать для тебя проблемы. Не пришлось бы нам вообще применить наступательные чары…

— Но мы не можем!

— Конечно, не можем, это лишь болтовня… я просто объясняю… В общем, это они думают, что мы применим заклятия, и принимают свои меры. Когда они заметили защитные поля, то какие-то сумасшедшие из толпы решили, что это нам понадобилось для того, чтобы самим не пострадать от наступления, и нашлись дураки, которые им поверили. Таким образом наша корпорация стала им вдвойне врагом. — Он покачал головой: — Поверь, Стив, эти демонстранты действуют, как марионетки, но ими руководит кто-то поумнее и поэнергичнее.

— Ты уверен, что именно священник усиливает напряжение?

— Да. Они там все магистры, их духовенство… это часть их подготовки. Хотел бы я знать, чему еще они обучаются в своих тихих кельях. В общем, попытаемся поговорить с ним.

— А он действительно из посвященных? — усомнился я. — По уставу иоаннитов, в политику можно вмешиваться лишь в качестве частного лица, но не представителя церкви.

— Знаю, — сказал Барни. — А я — император Нортон.

— Нет, в самом деле! — настаивал я. — Конечно, все их теории на первый взгляд слишком просты, а потому и не похожи на правду. Но мы-то все равно ничего не знаем… так, ощущаем рябь на поверхности, нечто в атмосфере, людскую неприязнь…

Но мы добрались уже до главного входа, украшенного цветными стеклянными панелями. Они были разбиты — так же, как и окна, но вход преграждали наши защитные чары. Конечно, нам они не помешали. Мы вышли наружу и очутились прямо перед толпой.

Дальше мы не могли сделать ни шагу. Ступени, ведущие ко входу, были плотно забиты людьми. В первое мгновение они нас даже и не заметили. Барни похлопал по плечу какого-то юнца с жиденькой бороденкой.

— Извините, — бросил он с высоты своего роста, — вы позволите?

Он выдернул из немытой руки плакат на длинном древке, повесил поверх картона одеяло и замахал этим импровизированным флагом в знак перемирия. Одеяло было ядовито-зеленым.

Через толпу пронеслось нечто вроде тяжелого вздоха, нечто вроде первого порыва ветра перед штормом. Я увидел лица, лица, лица… и на ступенях рядом со мной, и внизу… море лиц, теряющихся во тьме, заливавшей площадку перед зданием, куда не падал свет огоньков святого Эльма. И не думаю, что лишь из-за невнимательности и предубежденности эти лица показались мне зловеще одинаковыми.

Вам, конечно, немало приходилось слышать о длинноволосых молодых людях и коротко стриженных девушках — немытых, в обтрепанной одежде. Именно они преобладали в толпе. Но я заметил и привычных седобородых радикалов, и университетских прихлебателей, и обычных хулиганов, и безработных вандалов; но были и истинно верующие, и просто случайная публика. Меня испугало то, что в толпе я заметил и чистеньких, хорошо одетых юношей и девушек, тоже горящих жаждой разрушения. Были и такие, которые заглянули сюда из чистого любопытства, а теперь прониклись настроением толпы. Но ведь все они — высокие и низенькие, толстые и худенькие, богатые, бедные или обладающие средним состоянием, умные, тупые или ни то ни се, гетеросексуалы, гомосексуалы или кто еще там бывает, способные в одних делах и ничего не соображающие в других, интересующиеся чем-то и скучающие из-за чего-то — все они, что-то помнящие, о чем-то мечтающие, на что-то надеющиеся, чего-то боящиеся и что-то любящие — все они имели душу…

И все-таки прежде всего в глаза бросалось их сходство между собой.

Многие держали плакаты с цитатами из Евангелия от Иоанна, у других были в руках простенькие лозунги типа «Возлюби ближнего своего» или просто «Любовь!» Но были и надписи куда менее благожелательные: