Мишель Нострадамус. Заглянувший в грядущее - страница 19
Расставаясь с привычной жизнью, он решил осесть в тихом сонном городке, где цены ниже, а бдительность борцов с еретиками не так велика. Выбор нашелся сам — маленький городок Салон-де-Кро между Эксом и Марселем, на пустоши недалеко от моря. Свое название он получил от латинского salis — когда-то здесь добывалась соль, но в Новое время скромное процветание городу обеспечивало производство мыла. В XVI веке там проживало всего 3000 человек, а сегодня город, переименованный в Салон-де-Прованс, населяют 40 тысяч жителей. Брат Мишеля Бертран женился на девушке из этого города, Томине Ру, которая и посоветовала свояку поселиться в Салоне. Она же, вероятно, познакомила его с молодой вдовой Анной Понсар по прозвищу Жемелль («близняшка»). Анна была моложе Нострадамуса почти на 20 лет; ее первый муж, адвокат Жан Бом, умер от чумы, поразившей город в предыдущем году. Их дети, если они были, тоже умерли, как и немалое число горожан. Городские власти остро нуждались в докторе и были рады, узнав, что у них намерен поселиться знаменитый борец с чумой.
Конечно, вначале ни о какой любви между Мишелем и Анной не было и речи, просто Нострадамусу требовалась «тихая гавань», а потерявшей мужа женщине — утешение и поддержка, прежде всего материальная. 11 ноября 1547 года городской нотариус оформил между ними брачный договор, который вскоре был скреплен венчанием в церкви. Брак по расчету, как часто бывает, оказался удачным: Анна была миловидной и здоровой, судя по тому, что сумела родить Нострадамусу шестерых детей. Она глубоко уважала своего мужа, не вмешивалась в его дела и не ругала за авантюры, которых в его жизни было немало. Он, в свою очередь, окружал ее в меру сил любовью и заботой, что видно по завещанию — «возлюбленной жене» он оставил всю обстановку дома и попросил ее распоряжаться наследством до совершеннолетия детей, не раз подчеркнув, что испытывает к ней «полное доверие». Ничего, кроме этого, об их отношениях мы не знаем, и домыслы о том, что Анна помогала или, напротив, мешала мужу в его ученых занятиях, остаются на совести новейших толкователей.
С годами их отношения не испытали охлаждения, судя хотя бы по тому, что до последних лет жизни Нострадамуса его семья продолжала пополняться. Его старшая дочь Мадлен появилась на свет в 1551 году, а три года спустя родился первый сын Сезар, ставший историком и биографом отца. За ним последовали Шарль, известный в Провансе поэт, Андре, сделавший карьеру в армии, а позже ушедший в монахи, и Анна, вышедшая за богатого дворянина. В 1561 году родилась последняя дочь Диана, ставшая монахиней. То, что двое из шести детей избрали духовную карьеру, говорило о том, что в доме царила обстановка католического благочестия без каких-либо примесей иудаизма либо протестанства. Анна, пережившая мужа на 16 лет, скончалась в 1582 году, все годы преданно ухаживая за могилой мужа. Получив хорошее наследство, она могла снова вступить в брак (завещание Нострадамуса предусматривало такую возможность), но не сделала этого, что тоже немало говорит об их отношениях.
Мы не знаем, где жила Анна Понсар до заключения брака. Возможно, родственники ее покойного мужа забрали их дом, как это случилось с домом Нострадамуса в Ажене, а может, она не хотела там жить из-за тяжелых воспоминаний. Во всяком случае, сразу после свадьбы Мишель купил в самом центре города, у подножия замка Шато д’ Эмери, большой трехэтажный дом на улице, носящей сейчас его имя. Его накоплений с трудом хватило на дом и обстановку; не исключено, что жене пришлось добавить свое приданое. Как обычно, на первом этаже располагались столовая и кухня, на втором — спальни домочадцев. На третьем этаже, а точнее, в мансарде под самой крышей, хозяин дома устроил обсерваторию и рабочий кабинет, где и были написаны его знаменитые труды. В прихожей дома располагалась лавка, где Нострадамус или нанятый им человек продавали изготовленные по собственным рецептам мази и притирания. Но не лекарства — как мы уже знаем, врачам строго запрещалось заниматься аптекарским ремеслом. В первые годы Мишель еще работал врачом, хотя предпочитал не ездить к больным, а принимать их у себя. Потом все более частые приступы подагры прервали его практику, и примерно с 1554 года он окончательно забросил прежнюю профессию.