Мишки-гамми и волшебный замок - страница 5
Семирукий Картин был счастлив.
– Нашел о чем говорить! – восклицал он. – Пустяк! Деньги! Конечно же, сейчас же вышлю! Я счастлив!
Вскоре в его руках была одежда, о которой просила Монэт. Огненные перья сияли ярче пламени. Никакой наряд в мире не мог с ней сравниться!
– Какое великолепие! Понимаю теперь, почему Монэт так хотелось получить эту одежду, – в восхищении воскликнул Картин.
Когда он принес свой дар к дому Монэт, навстречу ему вышел старик, принял от него чудесное одеяние и понес показать Монэт.
– Ах, и правда, прекрасно! Но все же не знаю, в самом ли деле оно, это одеяние, соткано из перьев Огненной птицы...
– Да, это нужно проверить, – согласился старик, – а вдруг это снова обман.
– Надо бросить эту одежду в огонь, – сказала Монэт старику. – Если пламя ее не возьмет, я поверю, что она настоящая, и стану женой Семирукого Картина.
– Что ж, справедливо! – согласился старик и передал слова девушки Семирукому Картину.
-– Какие могут быть сомнения! – ответил тот. – Но если Монэт так хочет, что ж, бросайте одежду в огонь!
Бросили одежду в жаркий огонь – и вдруг сгорела она дотла.
– Ой, подделка! Теперь вы видите сами! – с торжеством воскликнула Монэт. А у Семирукого Картина лицо и тело сделались с тех пор зелеными...
Малыш и Солнышко дружно рассмеялись.
– Наверняка и этот Семирукий Картин так же, как и Трианд, был одним из предков гоблинов! – сказала Солнышко.
Бабушка покачала головой и произнесла:
– Возможно... возможно...
– А что же случилось с остальными женихами, Бабушка? – спросил Малыш.
– С остальными? – усмехнулась Бабушка. – Ас остальными случилось вот что...
Восьмирукий Гориш, узнав, какое задание ему дала прекрасная Монэт, собрал всех своих слуг и сказал им:
– На шее у дракона сияет колдовской камень. Тому, кто его добудет, я дам все, что он попросит.
– Воля господина для нас закон, – нехотя, с запинкой, отвечали слуги. – Но добыть этот камень – трудная задача. Как его найти, дракона этого?
Восьмирукий Гориш пришел в гнев. Он стал размахивать своими огромными ручищами, приговаривая:
– Верные слуги должны исполнять любой приказ своего хозяина! Далеко в океане, в горных пещерах обитают драконы и, вылетая оттуда, носятся по небу. Вы это прекрасно знаете. Неужели такая трудная задача – подстрелить одного из драконов и снять с его шеи колдовской камень?
– Что ж, повинуемся! Нелегкое это дело, но, если на то есть ваша воля, хозяин, мы пойдем добывать чудесный камень, – сказали слуги.
– Вот и отлично! – усмехнулся Восьмирукий Гориш. – Зачем противиться моему приказу!
Делать нечего, стали слуги Восьмирукого Гориша собираться в поход. Чтобы они могли кормиться в дальней дороге, дал им Гориш с собой все, что они могли унести, ничего не пожалел.
– Но если вы не достанете колдовской драконий камень, – сказал он, – не смейте домой возвращаться!
Выслушав наказ своего хозяина, вышли слуги за ворота. Где ж его взять, этот колдовской камень? Вскоре они разбрелись в разные стороны, проклиная про себя своего хозяина, Восьмирукого Гориша: «Приходит же в голову такая блажь!»
Вскоре слуги Восьмирукого Гориша решили так: каждый пошел туда, куда его манило сердце. Некоторые спрятались в горах, некоторые отправились за море.
– Если бы был он нам родным отцом, а то просто – хозяин. Приказывает все, что в голову взбредет, – рассудили они.
А Восьмирукий Гориш, ничего не зная, между тем размышлял: «Не подобает прекрасной Монэт жить в обыкновенном доме на отдаленном острове». И приказал он выстроить для нее великолепный дворец. Стены дворца были покрыты золотыми и серебряными узорами, а сам дворец был похож на старинный замок.
Комнаты замка украсили картины знаменитых художников, а стены и потолок поручили расписать искусным мастерам.
«Скоро прекрасная Монэт будет моей, непременно мне достанется она!» – думал Восьмирукий Гориш и, готовясь принять достойно свою избранницу, ожидал с нетерпением возвращения своих слуг, посланных за колдовским камнем. Но вот год закончился, начался следующий, а от них не было ни слуху, ни духу. Не мог Восьмирукий Гориш ждать больше и тайком отправился в сопровождении только двоих приближенных к морю. Там спросил он у одного встречного: