Мисс Брейсгёдл исполняет свой долг - страница 7

стр.

Она внимательно осмотрела замок. Скважины для ключа никакой не было, зато была задвижка, на которую гость мог закрыться изнутри, снаружи же дверь вообще не запиралась. Ах, ну почему этот бедняга не запер за собой вечером дверь? Тогда бы ничего этого не произошло. Она снова заглянула в отверстие для ручки — до стального штыря было с полдюйма. Тому, кто будет проходить мимо, сразу же бросится в глаза, что ручка стишком уж выехала наружу. Мисс Брейсгёдлт вытащила из волос шпильку и с ее помощью попыталась подтянуть конец штыря к себе, но добилась лишь того, что он ушел еще дальше. Она прямо почувствовала, как бледнеет и как ее охватывает странная слабость.

Нет, нет, только не сдаваться, нужно бороться за жизнь! Она заметалась по комнате как попавший в западню зверь, пытающийся использовать для побега малейшую щель. Окно было без балкона, а до земли пять этажей. Занималась заря. Гостиница и город скоро проснутся. Значит, выбраться отсюда надо прежде, чем это произойдет. Она снова подошла к двери и внимательно осмотрела замок. Потом — так же внимательно — вещи мертвеца: его бритвы, щетки, письменные принадлежности. Этих последних у него было как будто довольно много: ручки, карандаши, ластики и сургуч… Сургуч?

Необходимость и впрямь мать изобретательности. Во всяком случае. Миллисент Брейсгёдл, которая в жизни отнюдь не отличалась изобретательностью, никогда бы не выдумала это остроумное приспособление, если бы не страх, что положение ее совершенно безвыходное. Ибо вот что в конце концов она сделала. Она взяла коробок спичек, свечу, брусок сургуча и шпильку для волос. Она растопила на огне немного сургуча и окунула в него конец шпильки. Шпильку с каплей расплавленного сургуча на конце она сунула в отверстие и дала сургучу застыть на стальном штыре. После седьмой попытки ей удалось заставить эту штуку двигаться. Ей понадобилось час и десять минут, чтобы вернуть стальной штырь на место, а когда она наконец смогла ухватиться за него ногтями, она буквально разрыдалась — сказалось физическое напряжение. Очень, очень осторожно она потянула штырь на себя и, придерживая его крепко левой рукой, правой надела ручку и медленно повернула. Дверь открылась!

Искушение выскочить в коридор и завизжать от радости было почти непереносимым, но она все-таки сдержалась. Она прислушалась, осторожно выглянула. Никого. С бьющимся сердцем, неслышно притворив дверь, она вышла в коридор. Как мышка прокралась к соседней комнате, тихонько вошла и бросилась на свою постель. И тут же в голове у нее пронеслось, что мешочек с губкой и полотенце она оставила в комнате мертвеца!

Не раз вспоминая впоследствии это приключение, она всегда считала, что эта вторая «экспедиция» была ужаснее всего на свете. Она бы ни за что не стала возвращаться за ними, если бы на ее полотенце — гостиничными она никогда не пользовалась — не стояли в уголке инициалы «М. Б.».

С предельной осторожностью она пробралась назад. Она вновь вошла в комнату мертвеца, взяла свою собственность и вернулась к себе. Когда эта миссия завершилась, она была, что называется, готова. Она лежала в своей постели и слабо стонала. Наконец она забылась беспокойным сном…

Когда она проснулась, было одиннадцать, и никто ее не потревожил. Светило солнце, и ночное происшествие казалось невероятным кошмаром. Уж не привиделось ли ей все это?

С ужасом, все еще сжимавшим сердце, она позвонила в звонок. Вскоре появилась горничная. Глаза девушки светились лихорадочным блеском. Нет, это был не сон. Девушка что-то знала.

— Принесите мне, пожалуйста, чаю.

— Слушаюсь, мадам.

Служанка отдернула занавески и бестолково засуетилась. Она дала слово хранить тайну, но не могла более сдерживаться. Она вдруг подошла к кровати и возбужденно прошептала:

— Ах, мадам, я обещала не рассказывать… Но у нас случилось нечто ужасное. Один приезжий мужчина, из 117-го номера, найден мертвым. Прошу вас, не говорите, что это я вам сказала. Здесь уже были все — жандармы, врачи, инспектора. Ах, какой ужас!.. Какой ужас!..

Маленькая дама в постели молчала. Да и что, собственно, она могла сказать! Но горничная была слишком переполнена эмоциями, чтобы щадить ее: