Миссотельский романс [СИ] - страница 9

— Нет! — ахнула Ливия. — Я не могу так! Я смою!

— Дурочка, — вздохнула Анжелика. — Ты сама не понимаешь, какая ты красивая.

Они спускались в залу по винтовой лестнице, покрытой вишневым ковром, прижатым медными прутьями. В латернах над перилами горели огни. Дурманно пахли вставленные в прозрачные вазы орхидеи. На балконе за увитой цветами решеткой играл оркестр: тягучий гул труб, дрожащие тоны скрипок, стеклянный перезвон челесты, гитара… Гости толпились у колонн, сновали с вином и фруктами бесшумные слуги. Лив заметила смотрителя в его белом упланде, со знакомой цепью. На алых мозаиках танцевала девочка. В черных шелках, с розой в прическе, высоко поднимая худые руки. И только изредка брызгало из-под блестящей черноты кипение желтого кружева. Молчали скрипки и трубы, только челеста, только гитара… Не сразу Ливия узнала Микелу. И не сразу узнала в том белолицем черноволосом горце рядом с ней графа Армана, хозяина. Гости хлопали, восторженно вскрикивали. Микела задыхалась и наконец готова была упасть, когда граф подхватил ее за хрупкую талию и поднял вверх. Девочка взлетела над толпой и, вырвав из кудрей свою розу, кинула им. Кто-то из мужчин подхватил подарок и почтительно прижал к губам.

Заиграли менуэт. Побежала вниз Анжелика. Пары тронулись, сплетая руки… Шорох муаров, треск свечей, осыпающиеся цветочные лепестки… У Лив часто забилось сердце. Его не может быть здесь! Рибейра взял ее за руку.

— Идемте танцевать.

— Я… не умею…

Но он повлек ее за собой. Ливия куталась в шарф, дрожа от ночного сквозняка и смущения. Казалась себе смешной и неловкой, старомодно одетой. И не понимала, как он будет танцевать — не видя… Они спустились в зал, когда менуэт уже кончился, и музыканты настраивали инструменты. Лив вдруг увидела, что женщины глядят на Руиса с восхищением, а он шел высокий, стройный, с властно поднятой головой, ведя Лив под руку… если бы не повязка… Он улыбнулся жесткими губами и притянул Лив к себе, сжимая ее ладошку в тонкой перчатке уверенной рукой. Музыка отыграла первые такты, и он, дождавшись, вступил в ее ритм. Танцующие раздвигались перед ними, глядя растерянно, но Лив уже не было дела до них, его руки держали и вели, и теперь уже она была незряча и повиновалась ему, а скрипка все тянула теплую нежную ноту… Танец был бесконечен. Ноги подгибались и сладко кружилась голова. Лив даже не поняла, что музыка замолчала, и он, мягко поддерживая, ведет ее к колонне. И не знала, что никто не танцевал, а все глядели на них.

Слуга притянул поднос. Лив проглотила вино залпом и закашлялась, смущенно поднося ко рту платок.

Они танцевали, бродили в саду, прыгали через костры, и не заметили, что ночь поворачивает к рассвету. Потом Родриго позвали. Он вежливо извинился перед Лив и ушел. За ним, поцеловав ей руку, ушел граф Арман.

Ливия побежала к себе. Совсем пьяная от вина и жары, с кружащейся головой. Локоны развились, щеки горели, шарф и подол платья летели за ней. Она едва не сбила кого-то по дороге и на ходу извинившись и смеясь, ворвалась в покой. Остановилась перед зеркалом, пытаясь сглотнуть.

— Ливия Харт, ты пропала!

Они стояли на щите маяка, и за их плечами разливалось праздничное сияние. Восходило солнце. Прозрачным огнем просвечивал снег Миссоты, а море становилось похожим на раскаленный золотой лист. Лучи корабельных мачт упирались в небо. Дотлевал огоньками лампионов сонный парк, осыпались с цветочных гирлянд лепестки. Родриго обнимал Лив за плечи, она прижималась к нему, ежась от предутреннего холодка. Над гребнями замковых крыш с ленивым скрипом вращались флюгера. Замок спал. Лив устало вздохнула, прислоняя ладошкой рот. Ей хотелось потереть обожженную ногу. И совсем закрывались глаза. Она беспомощно хлопала ими, стараясь проснуться.

— Милая моя девочка… — сказал он с тихой нежностью. — Сейчас вы пойдете спать, уткнетесь щекой в подушку, и вам будут сниться славные теплые сны. И я перестану вас тревожить… Надолго.

Лив старалась поднять голову, но напрасно — та беспомощно клонилась к плечу.

— Я не понимаю, — прошептала она. — Я, видимо, очень глупая… и сплю…