Мистер Ивнинг - страница 15

— Хобарт, — Лили повернулась к брату Эдварда, — почему ты не идешь домой? Мы с Ральфом давно дружим, с самого детства. Я уже уделила тебе внимание. Но люблю я Ральфа.

— Сейчас моя очередь, — запротестовал Хобарт.

— Нет-нет, — Лили вновь заплакала. — Я люблю Ральфа.

— О черт, ну дай ему последний разок, Лили, — уступил «проповедник».

Ральф отошел в сторону и стал вертеть в руках еще не разрезанный пирог.

— Признайся, Лили, кто тебя научил готовить? — сонно спросил он.

— Ральф, я хочу, чтобы ты отправил Хобарта домой. Хочу, чтобы ты был со мной в постели. У стенки — это просто возмутительно! Ральф, сейчас же отправь Хобарта домой.

— А может, дашь парню еще разок? Потом я обязательно оприходую тебя наверху, — он продолжал громко жевать и глотать.

— Пошел ты к черту, Ральф, — вздохнула Лили. — К чертовой матери!

Она подошла к огромному столу, взяла ближайший торт и бросила его в «проповедника».

Его глаза, выглянувшие из месива, в которое превратилось лицо, не на шутку ее испугали. Она отошла к Хобарту и затаилась.

— Ну хорошо, Лили, — сказал «проповедник».

— Только не делайте ей больно, — взмолился Хобарт, тоже напуганный его изменившимся поведением.

Первый брошенный «проповедником» торт попал не в Лили, а в Хобарта. У него перехватило дыхание, но не от боли, а от нечаянного удовольствия.

— Сейчас же перестаньте. Мы обязаны это прекратить, — призвала Лили. — Мы же взрослые люди, в конце-то концов, — она всхлипнула, но мужчины почувствовали фальшь. — Гляньте на мою кухню, — пыталась она их образумить.

«Проповедник» снял короткие трусы, надетые всего пару минут назад. Сначала он взял один торт, затем другой и размазал их по всему телу, даже по волосам на голове. Теперь Лили разрыдалась всерьез, словно собираясь утопиться в слезах. Неожиданно в нее попал торт, она взвизгнула, но потом замолчала.

В комнате воцарилась непривычная тишина. Подняв голову, Лили увидела, что Хобарт тоже полностью разделся, а «проповедник» плавно и нежно размазывает торты по его худому мускулистому торсу. Затем Хобарт начал медленно и неумолимо слизывать кусочки торта с тела испачканного «проповедника». Тот ответил ему взаимностью и слизал кусочки с Хобарта, громко чавкая, точно дикий зверь. Затем они обнялись и снова принялись слизывать десерт со своих обнаженных тел.

— Только не в моем доме! — встала и рявкнула Лили. — Мерзавцы…

Но «проповедник» бросил в нее один из оставшихся тортов, который угодил прямо в грудь и разлетелся красными брызгами по всему лицу и телу, так что теперь она напоминала женщину, взорванную бомбой.

Тут Ральф очень нежно обнял Хобарта и покорно слизал вкусные кусочки с его тела, а Хобарт прильнул к Ральфу и собрал языком целый ассортимент различных десертов.

Затем Лили выбежала через парадную дверь и завопила:

— На помощь! Умираю! Помогите!

По всей округе яростно залаяли псы.

Она очень быстро вернулась. Мужчины по-прежнему прижимались друг к другу, слизывая кусочки со своих измочаленных тел.

Со слабым, почти неслышным плачем усевшись за стол, Лили схватила вилку и принялась за кусок недоеденного яблочного пирога.

перев. Д. Волчека

На просторной лужайке был в разгаре детский праздник; несмотря на высокую изгородь, он был хорошо виден из соседнего поместья, принадлежащего мистеру Тейту. Школьники, человек десять, недавно выбравшиеся из-под опеки нянек, собрались на день рождения Руперта, сына миссис Эвелин. Обед и празднества были устроены на крокетной площадке, но приспособления для игры убрали лишь отчасти: кое-где стояли воротца, валялась пара колотушек, в клумбе настурций отдыхал красно-белый деревянный шар. Ямайский садовник мистера Тейта, бронзовый, точно идол, наблюдал за детьми, поливая лужайку миллионера из сияющего черного шланга. Пионы только что раскрылись. На лужайке, где проходило пиршество, к терпкому запаху настурций и ноготков примешивался мягкий аромат июньских роз; на деревьях зеленела нежнейшая летняя листва, крошечные золотисто-коричневые лягушки скакали по земле. Ямайский слуга не сводил глаз с детей. Их светлые волосы и белые летние костюмы странно контрастировали с июньской зеленью, и яркость столь многих красок опаляла ему глаза, вынуждая часто отрываться от работы. Эдна Грубер, компаньонка и секретарша миссис Эвелин, пообещала, что после обеда даст ямайцу кусок второго праздничного торта, добавив, что добросердечное предложение исходит от самой миссис Эвелин. Он кивнул, когда Эдна сообщила ему о грядущем угощении, но таким рассеянным и задумчивым стал не из-за предвкушения торта, а от непривычного вида стольких детей сразу. Эдна заметила, что праздник переменил настроение садовника: когда она подошла поговорить к изгороди из кустов бирючины, разделяющей два больших участка, он отвечал еще реже обычного.