Мистер Ивнинг - страница 22
«Джорджия, лапочка, если ты сама не понимаешь, почему тебе пришлось покинуть Нью-Йорк, никто тебе этого не разъяснит», — резковато ответил я.
«Но я и правда не понимаю, Руперт! — горячо подхватила она. — Вот те крест, — вздохнула, — не понимаю».
Я погрозил ей пальцем.
«Дорогой Даутвейт, ты восседаешь, словно помазанник и властелин всего мироздания, чья единственная обязанность — отказывать во всех прошениях смертных, — усмехнулась она, а затем добавила: — Не будь без нужды жестоким, красавчик».
«Жестоким я никогда не был, — возразил я. — Но, Джорджия, ты ведь знаешь, что сделала и что сказала в знаменательный вечер своего великого провала, после которого навсегда канула в лету. Ты сожгла за собой все мосты, шоссе и коровьи тропы, когда напала на негритянского романиста Берли Джордана в присутствии всех важных персон литературного сообщества».
«Я? Напала?» — ехидно переспросила она.
«Господи, не притворяйся, будто не помнишь, — я изучал ее новый рот и подбородок. — После твоего ухода, Джорджия, Берли даже приобрел еще больший вес. Вначале он был величайшим чернокожим писателем, затем стал величайшим Чернокожим, а сейчас он, бог весть, кто такой — я же не слежу ежечасно за обстановкой. Но когда ты оскорбила его в тот вечер, и без того находясь на пороге краха, это стало концом для тебя самой и почти для всех нас. Дабы обеспечить себе будущее, мне тотчас же пришлось запрячься в работу».
«Ты все такой же мастер преувеличений, дорогуша», — вздохнула она.
Но я был неумолим.
«Так, значит, ты серьезно?» — захныкала она, размазав один глаз.
«Абсолютно, Джорджия, — ответил я, подчеркивая каждое слово. — Когда ты своими руками вырыла себе могилу, к власти пришел я». (Я подождал, пока до нее дойдет, что мой собственный салон, остававшийся крошечным при уже огромном салоне Джорджии, в ее отсутствие разросся и теперь полностью ее заменил. Если можно так выразиться, я стал ею.)
«Не мог бы ты выложить как на духу, что я такого сказала Берли?» — повернувшись ко мне спиной, она стала рассматривать новую картину, которую я на самом деле приобрел лишь пару дней назад. Я заметил, что она оценила ее невысоко и почти сразу отвернулась.
«Ну же?» — настаивала она.
«Неужели ты думаешь, что я повторю слово в слово, ведь с тех пор утекло столько воды? Твои слова, конечно, были грубыми, но все решил твой фирменный тон и тщательно рассчитанное время для этой злобной фразы. Ты же королева стерв, солнышко, и, пиши ты книги столь же язвительно, как говоришь, тебе не было бы равных среди романисток… В четырех или пяти различных перефразировках своего изначального аффидевита ты заявила, что никогда не поцелуешь черную задницу, пусть даже тебя и твои четверги сотрут в порошок».
«Совершенно запамятовала это забавное заявление», — хихикнула она.
Именно в эту минуту позвонили в дверь, и вошли четверо или пятеро маститых писателей. Все они с удивлением посмотрели на Джорджию, да и сама она не смогла скрыть изумления, увидев, что они заходят ко мне запросто. Затем мы ее игнорировали, но она не желала уходить. Как только гости добрались до бутылок и закусок и разговорились между собой, Джорджия протиснулась и снова насела на меня.
В конце концов, исключительно для того, чтобы она отстала, я предложил ей дьявольский, неосуществимый план, который, по моему утверждению, должен был восстановить ее повсюду в правах и проложить путь к повторному открытию его четвергового салона. Все называют меня самым бездушным циником на свете, но клянусь тем, что для вас свято (если у вас осталось хоть что-то святое), я и вообразить не мог, что она примет вызов, когда я скажу, что, стоит ей символически, чисто для проформы, поцеловать Берли туда, куда она зарекалась его целовать, как она тотчас вернется в бизнес. Понимаете, я думал, что, услышав мое невинное предложение, она обидится и уйдет, а через пару дней ее след простынет в Нью-Йорке, ну, или, по крайней мере, сам я от нее избавлюсь. Но то ли она перебрала моих ледяных шедевров, то ли так подействовал ядовитый нью-йоркский воздух — словом, я буквально опешил, когда она просто сказала: