Младшая дочь перевозчика - страница 5

Загораем мы обычно под навесом раскидистых ветвей речной ольхи. Мне нравится это место, потому что оно не известно прохожим, а местных, кроме семьи Джины, здесь нет на расстоянии нескольких миль. Заросли высоких прутьев ивняка никому не дают пройти незаметно, и Джина спокойно затягивается сигаретой. У них в семье курение запрещено. Раньше я тоже иногда курила ароматический табак. Но когда начала учиться летать, мне пришлось отказаться от сладкой привычки. Для правильного полёта очень важна полноценная работа легких.

Пока мы с Джиной идём вдоль берега, я любуюсь тем, как искрятся на солнце розоватые и белые куски мрамора. Иногда я любуюсь Джиной. В те минуты, когда она не злится и не богохульствует. Она очень тоненькая, даже роды не испортили ее талию. У нее идеальная кожа и очень густые каштановые волосы. Она носит кофточки с декольте, короткие шестиклинные юбки, босоножки на каблуках, и её по-прежнему часто принимают за старшеклассницу. Мне нравится Джина. С ней можно говорить о чём угодно. В большинстве случаев она не понимает, о чём я говорю, но всегда реагирует так, как надо. Я понимаю всё, о чем она говорит, но не всегда умею правильно реагировать.

Характер позволяет Джине жить самостоятельно. Но на нашем берегу трудно найти работу. Поэтому пока Джина продает картины, сувениры и обереги в семейной лавочке при таверне. Она объясняет прохожим, каким образом нужно размещать в комнате плетеные вазы, чтобы создать ощущение тепла, и какой оберег лучше повесить в детской, а какой — в гостиной. Посетители, завороженные тайнами ручной выделки и глазами хозяйки, покорно кивают головой и покупают вазы и раскрашенные камни, колокольчики оберегов и глиняные фигурки духов.

Сейчас я вспоминаю о Джине не потому, что мне было легко с ней, а потому, что именно она помогла мне сделать следующий шаг. Это произошло через несколько дней после первого полёта, когда мои руки уже непрерывно болели от неудачных попыток подняться в воздух. Я поехала к Джине и обо всем рассказала ей — про первый восторг, и про невыносимую боль в руках, которая теперь заставляет морщиться при одной мысли о небе.

Джина, как обычно, слушала, не перебивая, а потом сказала:

— Когда рожаешь ребенка — тоже очень больно. Но остановиться ты не можешь.

А потом она спросила:

— Помнишь тот распадок, который мы нашли прошлым летом?

Конечно, я помнила.

По дну распадка бежит небольшая речка. Местами она превращается в ручей, который можно перешагнуть. Но кое-где начинает угрожающе бурлить, подпрыгивая и вспениваясь вокруг крупных валунов. Их гладкие, отполированные бока дразняще поднимаются над водой.

Этот распадок необычный. С одной его стороны поднимается крутой склон, поросший хвойным лесом. Лес здесь растёт плотно, поэтому деревьям негде раскинуть ветви, и они тянутся вверх. Высокие, прямые сосны и длинные, островерхие ели. С другой стороны склон более пологий и светлый, сплошь покрытый березняком. Березы тоже высокие, тонкие и белые. Глядя на них, я впервые поняла, почему это дерево сравнивают со свечой. Без зеленой или снежной кроны, весной и осенью, они действительно напоминают нежные восковые свечки, такие, которые я видела в поселковом храме, когда мы жили на другом берегу.

Вдоль речки тропинка едва заметна. В начале пути, до ближайших зарослей красной смородины, утоптанную стежку ещё можно различить. Дальше она сливается с травой, и чтобы её обнаружить, приходиться раздвигать руками заросли травы и кустов — такие густые, что очень трудно при движении не сломать хрупкие ветки.

Каждый участок распадка примечателен чем-то своим. Сначала идут заросли красной смородины, усыпанные красными бусинами. Ягоды здесь есть всегда, сколько бы их не рвали. Дальше на долгие минуты ходьбы идёт шиповник. С ним соседствует жимолость и синие крохотные колокольчики. Спустя небольшое расстояние — такое, на котором ноги еще не устают, — распадок временно расширяется. Здесь поляна принадлежит неправдоподобно яркой, царственно-оранжевой пижме. Ее золотистое великолепие обрамляют гладкие широкие листья бадана на склонах. Дальше тропинка начинает подъем, скользя мимо кустов боярышника. И чем дальше идёшь, тем труднее повернуть назад.