Млечный Путь, 2016 № 02 (17) - страница 10
«За какое?» — хихикнув, поинтересовался неприятный голосок.
«За ограбление банка например», — подумал Ли весело.
А потом его вдруг выбросило куда-то за пределы окружающей действительности.
Он словно провалился в черную дыру и начал видеть, что происходит на другом витке лабиринта.
…Гангстерские двадцатые годы. В руке у него набитый пачками купюр тяжелый саквояж, с плеча свисает на плотном ремне автомат Томпсона… Здесь, совершив преступление, он успевает убежать. Эта реальность забавная, похожая на старый черно-белый кинофильм. Он смеется и присматривается к новому витку. Что же он там натворил? Угнал космический корабль, бросил погибать каких-то людей и смотрел в окошко иллюминатора, как тяжелый шар планеты постепенно превращается в булавочную головку, исчезая в верхних слоях атмосферы… На третьем витке лабиринта его наконец ловят и судят. Здесь за что? Он приглядывается, прислушивается…. Уничтожение значительной части населения. У планеты прокуренные легкие, она все равно обречена, так почему бы и не совершить веселый маленький геноцид? Похоже, в этой реальности он совершенно безумен, какой-то свихнувшийся диктатор, и сумасшествие — его оправдание. Что же произойдет на новом витке? В последней реальности, которую он наблюдает, случился взрыв, окрасивший горизонт в цвет цепной реакции деления, в цвет лопающихся, как гранатовые зерна, нейтронов, проливающихся на землю каскадом. От этого можно почувствовать себя Богом, когда небо скручивается в спираль инферно и его щепки летят во все стороны раскаленной плазмой…
Чем дальше, тем страшнее его преступления. Вероятно, попав в центр лабиринта, он уничтожит все мироздание. Или себя.
Он больше не смеется, ему становится не по себе, у него кружится голова.
Почему в нем столько желания уничтожать? Почему он все время один на каждом витке реальности? Может быть, что-то с ним не так?
Ли оглядывается вокруг.
Что происходит? Он грезит наяву?
Бежевые стены с портретами давно умерших людей, имитирующее дерево дешевенькое покрытие парт…
Где он сейчас очутился, в какой линии вероятности? Кого здесь успел убить?
Коричневый линолеум, кремовые жалюзи на окнах, исписанная мелом доска, плоские лица подростков… Похоже, он находится в школе. Он моргает и видит перед собой рыхлую краснолицую тетку с бычьими ноздрями, из которых валит пар.
— Иначе я сегодня же поставлю вопрос о твоем отчислении! — вопит тетка.
Он пытается вспомнить, что случилось, почему на него все смотрят, и чего хочет от него красная женщина?
Воспоминания — колесики проржавевшего часового механизма, ревматически скрипящие от натуги, кажется, был урок, химические формулы банальны, формальдегид, глицерин, скука, скука цвета козявок…
Бум!
Ли вздрогнул от испуга, не сразу сообразив, что это был не устроенный им в другой реальности взрыв. Просто его книжка с рассказами Борхеса свалилась на пол с оглушительным грохотом.
— Великолепно, — громко прошептал Стэнфорд и заржал. — Чувак, ты жжешь!
Обычная реальность вступила в свои права, и Ли полностью пришел в себя. Нацепил на лицо насмешливую маску, готовясь к новому представлению.
— Извините, мадам, — поклонился он миссис Рассел, — я знаю, что читать в школе — это страшное преступление. Виновен, казните.
— Подними и подай мне, — учительница выбросила вперед руку с длинными красными ногтями, как будто собиралась царапнуть его лицо.
Он подчинился.
— Вот это, — сказала она брезгливо, схватив книгу, — ты получишь, когда будешь отчислен из школы.
— Оставьте себе для самообразования, — разрешил Ли великодушно. — Встретимся в саду расходящихся тропок. [3]
Заливистая трель звонка прозвучала под занавес, как запланированный звуковой эффект.
Ли торжествовал. Наконец-то в школе произошло хоть что-то интересное.
На перемене, когда он копался в своем рюкзаке, к нему подошел сияющий Стэнфорд, дружески хлопнул по плечу и сказал, что одобряет его «выступление» и приглашает на свою вечеринку. Ли передернулся, почувствовав его руку. Он ненавидел, когда до него дотрагивались. Все, кроме Крис. Против ее прикосновений он не возражал.
— Ладно, я приду, — буркнул он, чтобы Стэнфорд отвязался.