Млечный Путь - страница 14
Второй раз Амиля пришла к нему уже как-то под осень. Необычная для нее, лихорадочная смелость была в глазах ее. Возбужденность заметна была в ней необыкновенная.
— Я пришла спросить у тебя, Лявон…
— Спрашивай.
Он чуть-чуть обнажил зубы в нарочитой усмешке.
— Выходить мне замуж? Тут ко мне сватается один…
— Если хороший человек попался, дак выходи.
У нее была слабая надежда на какой-то другой ответ его. А после такого она прикусила губу и ушла, не мешкая. Он уверил себя, что правильно поступил, напустил на себя веселость, выбрался на пару дней к тому самому двоюродному брату. Теперь он целиком отдался восстановлению своей запущенной хозяйской берлоги.
Амиля же, может, и назло Бушмару, вняла его совету. Человек оказался неплохой. Она вышла замуж месяца через четыре после последней своей встречи с Бушмаром. В этом замужестве у нее родился сын.
Бушмарова мать совсем ослабела. Среди ночи он устроил на возу сиденье и поехал к брату. В поле по-настоящему устанавливалась весна. Нетерпеливые хозяева начинали бороновать.
В полночь в поле было темно и холодно-парно. Бушмар выбирался из оврагов медленно. Обочь дороги белели землемерные колышки и межевые столбы: еще до возвращения Бушмара из армии деревня прижала его к самому лесу и вклинилась в его луга.
Он сперва пытался не поддаваться. Но разговаривал он только со своими соседями — иметь дело с начальством, пусть даже с самым маленьким, было для него горше всякой муки. Он тогда начинал заикаться от желания высказать все сразу. Путал слова, умолкал и начинал сначала.
— Чего это залезли сюда? — спрашивал он злой скороговоркой и указывал рукой на лес.
— А как же? На то обрезка, — отвечали ему.
— Это почему? — снова переспрашивал он.
Молчали.
— Это почему? Что у меня — лишнее есть, что ли? Может, вы и на ту сторону леса полезете?
— Может, и полезем.
— Кто аренду платил, а кто полезет! Это почему?
С братом они приехали на следующую ночь. Вновь белели у дороги межевые столбы и землемерные колышки.
— Во, — показал рукой Бушмар.
— Ага, — отвечал брат.
Больше они ни о чем не говорили и въехали в лес молча.
Брат был очень похож на Лявона, но ростом был ему, высокому, всего до плеча. Бушмар подстригал усы, а тот закручивал в стрелки, торчащие в стороны. Разговаривали братья между собой мало и без слов хорошо понимая друг друга.
Назавтра совсем разладился обычный ход жизни на Бушмаровом хуторе. Пополудни пришлось Бушмару идти в деревню просить у людей помощи. Кое-кто из сельчан откликнулся на его просьбу. Пришел и старый Винценты, который знал всякие костельные обряды. Гроб делали сами Бушмары, а Винценты молился по кантычкам — спел несколько раз «Ангел господен» и «Аве Мария». Затем Бушмары вдвоем свезли гроб в местечко, в костел. Вернулись поздно. А на следующий день собрались все на чистой половине Бушмаровой хаты на поминки. Винценты пришел с женой, за хозяйку была Амиля. Когда сели за стол, Винценты сотворил поминальную молитву, запел, как вчера, «Ангел господен», все подтягивали. Даже сам Бушмар подал свой, словно из-под земли, голос.
Сперва, настроение было тихое. Бушмаров брат, растроганный и благостный, вспомнил своего хлопчика:
— Бывало, в нем вся утеха. Приедешь домой, распряжешь коня, а он под ногами вертится, помогать лезет. Другой раз и прикрикнешь на него, и подзатыльник дашь за баловство, а как помер, дак сам взял бы и лег вместо него в гроб, абы только поднять его.
На лице его засветилась скорбь. Бабы заплакали, утер слезы и сам Бушмаров брат. Так прошли поминки. А когда стали расходиться и вышли на крыльцо, тот же самый Бушмаров брат не стерпел:
— У меня отрезали половину всей земли. Да я ладно! Только что на аренду сел было, а вот он!
Брат ткнул пальцем в Лявона:
— Он вот! Весь свой век аренду платил.
И сам же подвел итог:
— Ничего не зробишь!
— Как это не зробишь! — взревел Бушмар.
— Может, и можно что зробить, — хитро сказал старый Винценты.
Смеркалось в лесах. Густело теплое небо. Цедились предвечерние луговые туманы.
Речка влилась уже в свои берега, текла тихо-тихо. Могуществом весны преисполнены были леса и поле.