Мне было 12 лет, я села на велосипед и поехала в школу - страница 49

Что касается «нашего», он никогда не говорил правду! Это был не он, это всегда были другие! О Жюли и Мелиссе: «Я их не похищал, это Лельевр!» (Вероятно, тщедушный хмырь в кепке, который был его сообщником в моем случае.) «Это моя жена оставила их медленно умирать от голода».

Об Ан и Ээфье: «Я их не убивал, это Вайнштейн! Я их только усыпил!»

О Вайнштейне: «Я его не убивал!»

Тот самый Вайнштейн (в моем деле о нем не было известно) был найден мертвым и зарытым в земле рядом с телами Жюли и Мелиссы. Ан и Ээфье были найдены в Жюме как раз на участке, принадлежащем дому Вайнштейна…

Это была одна из версий, которую он оттачивал на протяжении нескольких лет следствия. Даже если его жена в конце концов напрямую обвинила его после стольких лет гнусного соучастия, он вернул ей «комплимент», «умоляя» ее говорить правду! Изображал, что он отдал себя в жертву ради своей семьи, только чтобы защитить ее от воображаемой бандитской сети.

Эта женщина была его сообщницей, у нее никогда не вздрогнула ресница, она никогда не смахнула слезинки, пока не была арестована, а ведь она знала обо всем! И у нее есть дети! Еще один монстр, только в юбке…

В день «Белого марша» я об этом ничего не знала, я просто хотела поддержать тех мужчин и женщин, которые потеряли своего ребенка, тех, которые только что смогли его похоронить, и тех, которые все еще продолжали поиски, а я была живым свидетелем их несчастья. Я не могла противостоять этой форме своей дополнительной вины, это было уже слишком. У меня отняли детство, вырвали его, я больше не была маленькой девочкой из колледжа, такой же, как другие, невинные, но в то же время я изо всех моих сил хотела обрести свою анонимность среди них.

Самым трудным для жизни был подростковый период, между пятнадцатью и девятнадцатью годами. Это не самый чудесный период жизни, но начиная с моего раннего детства отношения в семье, особенно с мамой, не были для меня первостепенными. Я всегда ощущала себя несколько в стороне, я часто думала о том, что родители не желали моего рождения, что я была «случайностью». Возможно, они это говорили ради смеха, но я-то принимала все за чистую монету. Мама только рассказала мне, что я родилась около половины четвертого — четырех часов. Она не знала точного времени, потому что находилась под наркозом, а папа не присутствовал при операции кесарева сечения. Такая туманность меня совершенно не устраивала. Я всегда маниакально относилась к точности. В тайнике я как сумасшедшая постоянно следила за будильником, ощущая какое-то неодолимое влечение к часам, минутам, секундам.

Затем, говорила моя мать, меня поместили в инкубатор, потому что я была недоношенная. Кажется, у меня было много волос. Перечень подробностей о том событии на этом заканчивался.

Она словно спрашивала меня: «Ну что ты хочешь, чтобы я тебе еще рассказала?..»

Что она любила меня, к примеру. Или хотя бы о том, что я начала ходить в таком-то возрасте, говорить в таком-то возрасте… Те самые подробности, которые укрепляют в сознании ребенка его собственное существование. А вместо этого я смутно помнила, что я была не одна в животе у матери. Там было место для другого младенца, который не развился. Полость была пуста.

Я не расспрашивала свою мать по этому поводу. Что спрашивать впустую. В то время я как-то подспудно чувствовала, что не надо настаивать. Это было очень странно.

И это лишь один пример дистанции, которая установилась еще с детства между мной и матерью. Может быть, именно из-за этого я так много говорю и у меня так много друзей, потому что так я восполняю нехватку общения. Я надеюсь, когда позднее у меня будут свои дети, я постараюсь не допустить такой ошибки. Я не буду им все разжевывать, вовсе нет, но постараюсь всегда отвечать на их вопросы.

Я хотела, чтобы меня просто любили, не осуждая меня. Хотела существовать ради моей матери. Возможно, не так, как она отдавала предпочтение любимой дочери, я не вынесла бы такое предпочтение, но, по крайней мере, чтобы я могла видеть его хотя бы время от времени… Неужели мне надо было исчезнуть, чтобы на меня наконец обратили внимание? Внезапно я стала объектом всеобщего внимания, причем до такой степени, что я от этого задыхалась.