Мне нравятся черные дыры - страница 9

— Согласен, — кивнул капитан, возвращаясь за пульт.

Искин не ошибся. Спустя три часа результаты и вправду «пошли».

На экране опять замигала иконка вызова. Снова Патриция. Только на этот раз она находилась в каюте, а не за дверью.

— Что я говорил, — с некоторой толикой превосходства заметил искин. — Тютелька в тютельку. Как доктор прописал.

— Я думал, будет кто-то другой, — пробурчал Эндрю, занося руку над сенсором. — Жать, не жать?

— Решай сам. Здесь я тебе не помощник, — неожиданно заявил Тэс.

— Что значит сам? Тебя это что, совсем не интересует?

— Ну-у, как сказать, — до странности «скучным» голосом обронил собеседник. — Просто я уже знаю, что мы сейчас увидим, поэтому общаться с Пат желанием не горю. Да и тебе… не советую.

— Ты прямо мастер интриги, — усмехнулся Паркер. — Небось подсматриваешь втихую за экипажем, а потом корчишь всезнайку?

— Боже упаси! — ужаснулся искин. — Чтобы я, да подсматривал? Никогда!.. — после чего хитро добавил. — Пока команду не получу.

— Не дождёшься. Частная жизнь — это святое, — отрезал Паркер.

— Ну, моё дело предупредить.

Эндрю пожал плечами, на всякий случай выждал еще десяток секунд, затем хлопнул по клавише и поднял взгляд на экран.

Патриция в каюте была не одна. Она была вместе с Голдбоем. Настолько «вместе», что Эндрю даже глаза зажмурил, не в силах поверить увиденному. А когда снова открыл, то просто застыл в ступоре.

Пат, его милая Пат, утонченная и изящная, неприступная как королева, чопорная даже в быту, даже когда они оставались наедине, перед которой он преклонялся и которую завоевывал больше года, вела себя сейчас как портовая шлюха, старательно ублажающая придирчивого клиента.

Вцепившись в спинку кровати и соблазнительно изогнувшись, она извивалась, раскачивалась, стонала, грызла зубами подушку. Пристроившийся сзади Голдбой разгорячено пыхтел. Облапив роскошные ягодицы Патриции, он раз за разом вбивал своё естество в раскорячившуюся дамочку. А та прямо-таки изнемогала под ним. Глаза закатились, спутанные мокрые волосы разметались по простыням, пот лился ручьём. Казалось, ещё немного и она разорвётся от страсти и исступления…

Где-то секунд через двадцать совокупляющаяся парочка сменила «позицию». Голдбой привалился спиной к стене, схватил партнершу за кудри и вжал её голову себе в пах. Пат, не пытаясь вырваться, неистово заработала ртом.

Разрыв шаблона был так велик, что Эндрю буквально оцепенел. Его словно помоями окатили. Хотелось как можно быстрее смыть с себя липкую, пахнущую миазмами грязь, но сделать это было, увы, невозможно. Так же как и оторваться от разворачивающихся на экране событий.

А процесс в каюте жены уже подошёл к логическому завершению. Голдбой утробно взревел, Патриция судорожно изогнулась, дернулась, застыла на миг, но тут же бессильно обмякла, отпустив, наконец, ляжки партнера. Секунд через пять она поднялась с колен, откинула назад волосы и, устало качнувшись, развернулась к видеофону. Пару мгновений Пат просто смотрела в работающую камеру, затем плотоядно оскалилась, облизнулась и медленно, словно лаская, погладила себя по упругой груди. Потом протянула руку к экрану и ткнула в него наманикюренным коготком.

Картинка погасла.

Наступившая тишина показалась Паркеру оглушающей.

На душе было мерзко и муторно. Застрявший в горле комок не давал дышать.

— Зачем? — с болью в голосе прошептал Эндрю.

На повисший в рубке вопрос никто не ответил.

Сорвав с груди значок космоплавателя, Паркер швырнул его в ненавистный экран. Серебряный кругляшок со звоном отскочил от противоударного стекла и упал на пол.

Резко оторвавшись от кресла, капитан корабля вскочил и бросился к выходу из помещения. Дверь не открылась. Взревев раненым зверем, Паркер принялся остервенело дергать за ручку, потом, не добившись нужного результата, стал лупить по полотну кулаком.

— Тэс! Мать твою! Открой дверь! Я убью их обоих! Порву на клочки! Тэээссс!

— Не стоит, — мягко ответил искин. — Этим ты ничего не изменишь.

Слова искина подействовали на Паркера подобно холодному душу. Будто из кипящего чайника неожиданно выпустили весь пар, не оставив внутри ничего. Лишь несколько капель, наполненных горечью и обидой, ещё шипели на дне. Но и они очень скоро превратились в обычные ржавые пятна, легко смываемые струей чистой воды.