Мне снится королевство - страница 15

стр.

А труба поет, труба велит мне вставать, отправляться на пастбище. Тру-ру-ру!..

Да, это мне. Сегодня моя очередь. Три дня подряд я буду пасти Безрожку портного Матаушаса, Пятронелину Пеструху и нашу Белянку. Потом десять дней буду бегать где хочу и сколько хочу, потом снова три дня пасти. Это Симонас завел такой порядок. Он — старший пастух, а пастухи и подпаски у него сменяются. Ребят в деревне много, и родители посылают нас присматривать за своей скотиной. Но на что будет похоже, если каждый потащится на луг за своей коровкой: что ни корова, то пастух! Вот Симонас и придумал, чтобы каждый из нас бегал за коровами три дня, потом отдыхал. И еще. Чьих коров пасешь, тот тебя и кормит. Когда я пасу Безрогу Матаушаса или коровушку тети Пятронеле, я обедаю у этих людей. Вообще-то я не люблю есть у чужих, но таков старинный обычай, не мне его менять.

Я живенько оделся, схватил свой кнут в углу сеней, выбежал во двор. Мама кончала доить. Последние струйки молока тонкими ниточками прошивали высокую шапку пены в ведре.

— Кто сегодня кормит? — спросила мама и разогнулась.

— Домой побегу.

— Ладно. Я оладий картофельных напеку. А пока что захвати-ка с собой завтрак.

Мама всегда дает мне с собой что-нибудь закусить. Кусочек копченого окорока или домашнего сыра с тмином — душистого, свежего. А картофельные оладьи — моя самая любимая еда, я готов есть их с утра до вечера и каждый день, всю свою жизнь. Я ем их так, что за ушами трещит, дух перевести и то некогда. Румяные, с поджаристой, хрустящей корочкой пышные картофельные оладьи — самая замечательная еда на свете, честное слово!

Я сунул мамин завтрак в карман сермяги, застегнул пуговицы. Н-да... сермяга ты моя, сермяга... Рано утром в ней, конечно, неплохо, а к полудню уже не знаешь, как от нее избавиться — хоть в крапиву кидай. Правда, иногда она мне служит подстилкой. Это — днем, когда стадо залегает на отдых и мы, пастухи, тоже укладываемся поспать.

— Эгей, Белянка! — я хлопнул кнутом и выгнал корову за ворота. А там уже шумно: лают собаки, громко переговариваются хозяйки, мычат коровы. С гнезд снимаются птицы, бьют крыльями. Аисты дяди Доминикаса повозились в своем огромном гнезде, пощелкали клювами и улетели на луг, ловить лягушек. Скрипят колодезные вороты, из труб вьется веселый дымок: в каждом доме готовят завтрак, собирают мужчин на работу. На ветках деревьев, на листьях, траве еще блестит роса, солнце еще не высушило ее, не посбивал ветер — вот какая рань. А Симонас уже шагает по улице. Как всегда, он в длинной, до колен, сермяге, в штанах из рядна, стоптанных деревянных башмаках, шляпа — старая-престарая, нахлобучена по самые глаза. В руке у Симонаса длинный бич с гладким можжевеловым кнутовищем, через плечо висит и блестящая труба.

Симонас заметил меня и кивнул.

— Слышь, Пранас! — старшой подмигнул мне своим единственным глазом. — Что делать будем, а? Второй пастух у нас захворал, вот напасть-то. Управимся мы с тобой одни или нет?

— Придется побегать, — сказал я.

— Ты у нас прыткий, что твой заяц, — улыбнулся Симонас. — С тобой не пропадешь!

Это он верно сказал: бегать я умею. В деревне ни один мальчишка за мной не угонится. Но быстрые ноги — это в нашей работе еще не все. Только вывели мы стадо за околицу, как я почувствовал: не в ногах дело. Коровы, а за ними и овцы, как по уговору, бросились в разные стороны. В огороды, на поле. Почуяли, стало быть, что есть чем поживиться. Я заорал во всю глотку, кинулся в одну сторону, кое-как прогнал коров с клеверного поля. Глядь — на той стороне дороги две буренки в овсы забрались. Я к ним, а другие тем временем к свекле полезли. Выдирают из земли и хрупают... И самая среди них заядлая, ну просто атаман — Безрога портного Матаушаса. Зря ей дал Мурлыка такое имя. Даром что без рогов, корова эта настоящая бесовка — всюду лезет первая, да еще и других за собой ведет. А задира какая! Ведь и рога она в драке потеряла — билась с другими коровками за пучок травы... За ней нужен глаз да глаз.

Мы с Симонасом вдвоем еле управляемся с этой бешеной тварью. Я бегаю, Симонас хлопает бичом, кричит: