Мнемозина, или Алиби троеженца - страница 7

Человек в сексе приговаривает сам себя к смертному наказанию, а безнравственный человек сам стремится к сексу как к Смерти. Прерывистость сексуальных движений очень ярко обозначает его безумное уродливое начало.

В сексе люди борются друг с другом, но никак Добро со Злом, в сексе люди борются друг с другом, превращая случку в ремесло! Черт, даже стихи получаются!

Физическая близость – это уродство, а все человечество в нем само по себе ничтожно! Секс наделяет огромным и заразным злом!

И все, кто трахает других, заглядывает в свою душу редко!

Человек в сексе думает, что познал самого себя, но на самом деле он только почувствовал свое мерзкое нутро, свою скользячку и паденье!

Съедение себя другим! Сам по себе секс любопытен, но лучше его созерцать!

В сексе человек ежится – исчезает и сморщивается до точки. В сексе человек обладает чертами палача!

Секс ограничивает мир человека до одной точки бесконечного растворения себя в другом. Секс – это неизлечимая и очень странная болезнь

Может поэтому, я веду себя с Мнемозинкой как врач-психиатр, осознавая масштаб ее болезни, и хладнокровно скрывая от больной ее диагноз, ибо безумная Мнемозинка никогда не осознает себя таковой, ибо в своих глазах она будет оставаться здоровой…

Мой взгляд спокоен, как море, а я тихохонько попердываю себе в удовольствие, поплевывая сверху на водичку, и глажу этак ручкой гладенькие камушки, а еще я поглаживаю с ленцой симпатичное тельце Мнемозинки.

Мнемозинка, психопатка, отвыкшая от обыденной жизни, днями она почитывает сонники, ну, а ночами ей снятся кошмары, а все потому, что во сне она кричит, как во время своего оргазма. А я вот, боюсь спать с Мнемозинкой, я даже не помню, как сделался ее мужем, как заказал спецрейс из Египта обратно в Россию, тут ведь вот какая беда, несколько капелек спиртного, чуть-чуть успокоительного-снотворного и ты уже окольцован, как птичка божия, правда, изучаемая для какой-то своей непонятной науки этими орнитологами, мать их ети! А уж, что ночью творится?!

Если б только, кто слышал, как орет моя Мнемозинка, как эта бесова душа будоражит все мое сознание, и как во мне совершенно неожиданно просыпается-разговляется совесть, и как я начинаю вспоминать всех, кого обидел в этой жизни, а их-то так много, что я начинаю проводить анализ сознания со звездным небом. Как врач!

Только врач берет мочу, а я сознание! И так вот постепенно я весь окунаюсь в нем, как в некой перекиси водорода, и от моей совестушки-повестушки не остается и следа, и вот тогда-то я уж и начинаю перетряхивать все откровения Ритки о Мнемозинке, и о последнем мужике в ее жизни. И кто это был?!

Ах, да, пан Постельский, капитан морского плавания с ярко-рыжим усами, полячок-дурачок, который чуть не придушил в своих грубейших объятьях мою бедную Мнемозинку!

Несчастная Мнемозинка, она ж тогда чуть даже не задохнулась под его жирными потными телесами. А уж как она хотела закричать о помощи, но этот гад закрыл ей ротик своей вонючей пастью, полным аромата английского рома и гаванских сигар! Это ж какая была связь?!

Какая, к черту, связь?! Это была не связь, а битва за выживание. Лишь рано утречком, вся в синяках и ссадинах, она получила от пана Постельского свою честно заработанную тысячу баксов!

А вот теперь я глажу ручкой голенькое тело моей Мнемозинки и подумываю о том, кто же следующий, кто еще разок посетит сие прекрасненькое и ненасытненькое тело милой телочки?! И как же от него разит мускусом, запашком половых железок горной козы, запашком, как бы выразился поэт, пота и пола, в котором расположен центр всей похотливой Вселенной.

Ну, господа, ну, кто еще из вас выложит тысячу баксов, чтоб трахнуть мою Мнемозинку, чтобы наставить рога мне, ее бедному мужу?! Ах, я не бедненький, а просто жадненький, да, нет господа, я нисколько не жадный-с, просто Мнемозинка мне честно изменяет, а потом ведь ей платят за это, а потому ее честность не знает границ, она же днями и ночами страдает от похоти и от честности в одинаковой мере.

Она же так часто не знает, что бы такое с собой сотворить, отчего и отдает себя кому попало.