Много дней впереди - страница 12
Конечно, если бы мы встретили рысь и у нас было заряжено ружьё, мы тоже не побоялись, тоже пошли бы за ней.
— А как же они тащили её, Кристеп? — спросил я. — Рысь — она побольше кошки, она, верно, тяжёлая…
— Шкуру с неё сняли, — ответил он.
— Почему же в заметке об этом нет ничего?
— Не знаю, почему нет. Однако, тот, кто писал, не охотник…
Да, не охотник это писал… А вот если бы записать, что сам Кристеп мне стал рассказывать, и послать в газету…
Когда он был маленький и не ходил в школу, они жили на зимовье. Зимовье — это дом, в нём зимуют, а кругом, хоть на сто километров иди, нет никакого другого жилья, нет людей… Одни звери встречаются. Сохатый набрёл на их дом, на полянке встал, откинул назад рога и смотрит. Сольджут ка-ак кинется на него!.. Жаль, нельзя сохатых стрелять — есть запрет, потому что мало их осталось. А то бы не ушёл от пули. Кристеп видал и много разных других зверей: волков, горностаев, лисиц. А летом было: он выбрался на речку поудить. А там в его любимом месте, у коряги, сидит медведь. Мишка одной лапой отмахивается от мошкары, а другой шарит в воде: зацепит рыбу и выбрасывает подальше на берег. Пришлось возвращаться домой с пустой плетёнкой… Ещё у них бельчонок жил целое лето, зиму и весну. Спиридон Иннокентьевич его принёс совсем крохотным: он выпал из гнезда на землю, а лазить по деревьям ещё не умел. Весёлая была белка! Подросла, так Сольджуту покоя не давала — хотела, чтобы он всё время с ней играл. А ему надоест, он заворчит на неё и сбежит во двор… Потом заглянет в комнату с порога: если белка не спит, он снова уходит. Она ведь какую игру признаёт? Шлёпнет лапой ему по морде — и на печку. Кому же это понравится? Весной белка часто убегала в тайгу погулять, а однажды убежала и больше не вернулась. К своим, должно быть, попала и захотела навсегда остаться с ними.
— А ондатру живую ты не встречал? — спросил я и дотронулся до своей новой шапки. — Вот такую…
— Там, где мы жили, ондатры не было. Отец в прошлом году приносил шкурки, когда перешёл охотиться в Бекё, на новые угодья.
Вот и газету мы прочли, про случай с рысью и про тайгу, про зверей поговорили, но так и не решили, что же нам делать. Ещё целых полвоскресенья впереди…
— Ты маленько помолчи, — сказал Кристеп и снова сел на бревно. — И я молчу. Я думать хочу.
Он подумал и предложил пойти к ним домой. Отец у друзей; он говорил, к вечеру вернётся. Можно найти малопульку. Кристеп знает, где её найти. А патроны к ней он ещё раньше запас — двенадцать патронов.
— А ничего нам не будет?..
— Откуда будет? — засмеялся он. — Я обратно её положу, куда мама спрятала, никто не узнает!..
В своём дворе Кристеп повёл меня в сарай, к большому сундуку, который стоял в тёмном углу, и с самого низа вытащил малокалиберку; она была спрятана под мохнатой медвежьей шкурой.
— Это мама… боится… — сказал он. — Идём! На протоку, туда, где весной я рыбачил с отцом.
— Пойдём, пойдём! — обрадовался я. — В тайге живу, а настоящей тайги ещё ни разу не видал. То в машине мчался, то на борту парохода стоял, и тайга проплывала мимо меня.
Мы хотели позвать с собой Сольджута, он бы нам помог: недаром же его зовут «находящий по следу». Но Сольджута нигде не было. Должно быть, он тоже к товарищам побежал.
Винтовку нёс Кристеп дулом вниз. Так носят её охотники, чтобы не задевать за ветки. А нам тоже было так удобнее: винтовка меньше бросается в глаза, никто нас не остановит, не спросит, где мы взяли оружие и куда направляемся… Пройти незамеченными нам всё же не удалось. Сзади внезапно раздался крик:
— Мальчики! Мальчики! Постойте!
Кристеп сжался, но не обернулся, продолжал идти и спросил у меня:
— Бежим?
— Постой! Голос вроде знакомый…
— Же-е-еня-а! По-до-жди-и!.. Кри-ис-те-еп!..
— Да это же Олька! — Я остановился и посмотрел назад.
— Она? — спросил Кристеп.
— Ну да… Откуда только вывернулась!
Мы стояли и смотрели, как она бежит к нам по улице, по той самой, где недавно другая девчонка гонялась за непослушным телком.
Кристеп стоял к Оле боком и, когда она подбежала, старался не шевелиться — может быть, не заметит винтовку.