Многоликое волшебство - страница 8

Столь же отстранено и уже без особого интереса Руффус заметил, что совет подошел к концу, и Серроус, поддерживая агрессивные настроения Тиллия, отдал приказ готовиться к войне. Единственной уступкой Валерию было согласие похоронить через два дня отца и выждать положенный недельный траур, не предпринимая активных действий и пытаясь собрать более достоверную информацию о мондарках.

Из главного зала все выходили в подавленном состоянии, и только Тиллий был вдохновлен первой победой при новой главе династии. Грэмм, столкнувшись на выходе с Валерием, что-то прошептал тому на ухо. Чародей кивнул в ответ и, пожав плечами, пошел прочь. Руффус распорядился, чтобы ужин подали в его покои, и уединился.

Совета, можно сказать, так и не было, потому что все пришли на него со своим мнением, в ходе встречи эти мнения не изменились, а, в конечном итоге, решение было принято по праву сильного, без учета чьих-либо речей. Руффусу лично было указано его новое место, и, прямо скажем, место это ему не понравилось. Про себя принц решил, что принимать участие в советах он больше не будет, чтобы не подвергать себя ненужному унижению, а может быть даже покинет замок после похорон отца, хотя и не понятно, что ему делать во внешнем мире. Куда направиться? К Строггам или мондаркам? Ни то, ни другое на выход особенно не походило…

Поужинав, принц лег в постель, но долго ворочался, тер глаза и всячески пытался привлечь к себе постоянно ускользающую сонливость. Ему совершенно не хотелось о чем-либо думать, но беспокойные мысли непрерывно чередовались с болью утраты. Когда уже стало светать, он встал, признавая свое поражение в борьбе за отдых, и отправился на смотровую площадку замковой башни. Серые стены, лишь кое-где увешанные ветхими гобеленами, не вызывали ощущения процветания. Куда уж там воевать с Хаббадом, когда даже свой замок не в состоянии поддерживать? Где найти те резервы и ресурсы, которые помогли бы собрать хоть сколь-нибудь пристойное войско, способное просто удержать замок при мондаркской осаде, в реальность которой он все легче верил?

Наверху он застал дозорных в полудреме.

— Подъем! — чисто машинально заорал Руффус. Дозорные вскочили и, растирая заспанные глаза, пытались спешно привести себя в порядок. Как он завидовал тем, кто мог спать в эту ночь, но так же он их и ненавидел. Осознание того факта, что смерть Гендера — его боль, и никому, кроме еще двух-трех человек, нет до того особого дела, болезненно задевало. Как же далеко это было от древних легенд, в которых кончина государя становилась подлинным горем для всех его подданных. Чувствовалось какое-то несоответствие: то ли его отец не был настоящим королем, то ли все эти легенды безбожно врали.

— Кто сегодня начальник караула?

— Сэр Освальд, ваше высочество.

— Сообщите ему, что его наряд заснул на посту. И это в тот момент, когда необходимость строгого дозора важна, как никогда, когда с минуты на минуту можно ждать врага, когда дозор на замковой башне перестал являть собой лишь традицию, став жизненной потребностью. — Принц сам удивился своим гневным словам. Видимо, он просто нуждался в ком-нибудь, чтобы сорвать зло.

Запуганные часовые оправились, ополоснули лица из бутыли с водой и продолжили наблюдение за окрестностями замка. Руффус, словно бы, снова остался в одиночестве.

Солнце показало свой багровый край над горизонтом. Мир, открывающий себя новому дню, выглядел по-детски наивным, радостно приветствуя неизвестность того, что уже стало сегодня, веря, что начинающееся такой красотой не может принести зла. Мир верил в это и вчера, и позавчера, и двести лет назад, а действительность, пользуясь этой дремотной наивностью, с неизменным постоянством обманывала ожидания.

Свежесть раннего утра проясняла затуманенную бессонницей голову принца. Как бы ни был плох вчерашний день, надо было встречать сегодняшний, надо готовиться к новым событиям, надеясь, что они не окажутся хуже.

Руффус спустился с башни, когда солнце уже высоко поднялось над дальним лесом, когда пастухи уже пасли свои стада на скудных осенних пастбищах, когда звери, царствовавшие ночью над полями, уже спрятались в норах да берлогах, опасаясь встречи с человеком.