Мода на короля Умберто - страница 49
— А путевка на охоту есть? — спрашивает Новожилов язвительно.
Берет протянутую бумагу — разрешение на лисиц. В коляске же, которую мигом обыскали егеря, — белые маскхалаты, ножи, один острее другого. Полный набор для разделки. Явно не для мышкующей лисички. Но пока Новожилов не спорит. Конечно-конечно, зоотехник случайно захватил с собой холодное оружие. И случайно перепоясан патронташем с пулями и картечью, тогда как на лисицу нужна крупная дробь. А дорога вела к силосной яме, куда повадились дикие кабаны. Разрыли край и шли на приятный парной запах готовенькой травки. Стрелку засесть недалеко очень удобно. Не надо мотаться по снегу, выслеживать… Маленькая неувязка: с разрешением на лисиц не бьют кабанов, да еще таким подлым способом. Директор едва сдерживает себя, чтобы не сказать: «Ах ты, разбойник, вор! Ручного зверя собрался исполосовать. Из природы сделать жаркое. Нажраться и опять браконьерничать!»
Зоотехник улыбается. Охотничий билет? Нет его. Забыл дома.
Побойчей и напористей объяснялся он на следующий день, когда пришел к Новожилову за конфискованным оружием. И снова комедия. Директор рассердился сильнее, чем вчера на дороге.
В хозяйстве работала столичная киногруппа. Снимали фильм о флоре и фауне района. Ребята покладистые, свойские, в кепочках. Зажгли, подключили, завертели. Лучшего кадра, чем эпизод с браконьером, они и желать не могли. Кассовый сюжет! И зоотехника подманили, как лисицу на мышиный писк. Оперативно, чисто, бесшумно. Кумом королю он чувствовал себя в свете ламп. Ему кивали, пока он выкладывал небылицу о расстреливании патронов. Не пожалели пленки, чтобы проявил артистические способности. Выкачали до последнего, а потом…
«Заложили!» — иного слова не нашел зоотехник после того, как фильм прокрутили по телевидению.
Что вскоре началось!.. Новожилов и вспоминать не хотел. По сей день спрашивал: «Кто же виноват? Я, который его поймал и предупредил браконьерство, или он — заядлый враль?»
На экстренном заседании райисполкома всыпали обоим. Новожилову — за обнародование, зоотехнику — за то, что попался. Относительно же связей с телеоператорами, корреспондентами и разной газетной братией было грозно приказано: «Отменить!»
3
В пору, когда работал простым охотоведом, вздумал он поймать Хлыстобуева — своего начальника, недавно назначенного и начавшего исполнение обязанностей с широких охот в запретных местах. Особенно полюбилось Хлыстобуеву озеро с небольшим островком. На зеленой поляне с видом на дали можно было развести огонь и удобно расположиться.
За костром и увидел теплую компанию нагрянувший Новожилов. Пирамида вареных раков, как свечами, украшенная бутылками коньяка, высилась в центре застолья. Недалеко от берега лежали горы битой дичи. На нее сразу же и наставил фотоаппарат Новожилов. Из клюва верхнего селезня еще сочилась кровь.
То ли запах жареного гуся расслабил приятелей, то ли близость Хлыстобуева, который где-то там стрелял за деревьями, только в появлении незнакомца они не усмотрели ни малейшей угрозы для себя. И спокойно продолжали подкладывать в огонь ветки. Так и запечатлелись бы на фотографии, если бы не подоспел Хлыстобуев. В бешенстве он спросил: почему охотоведишка позволяет себе контролировать директора? А Новожилов и у него потребовал путевку на охоту.
Тогда разъяренный начальник отобрал у наглеца фотоаппарат и засветил пленку. Но в следующее воскресенье Новожилов опять следил из укрытия, как Хлыстобуев с гостем приближается к стае бедствующих уток. По ноябрьскому холоду они низко кружили над полыньей.
Вот хлыстобуевская лодка показалась между камышами, сейчас выйдет на открытую воду. Новожилов поднял фотоаппарат. Но что такое? У горе-охотника, гостя Хлыстобуева, упало в воду ружье. Только что лежало на борту, и вдруг — бульк! — и нет дорогого ружья. Не колеблясь ни секунды, Хлыстобуев разделся и спрыгнул вниз. Будто охотничий пес! Долго нырял в ледяной воде, пока не нашел драгоценность.
Глядя на дрожащего Хлыстобуева, которому благодарный гость помогал одеваться, Новожилов понял, что с этим начальником он не сработается никогда. И, вернувшись, дал согласие на переход в Сухой Ерик, где осиротело хозяйство.