Модельер - страница 5

В первую очередь Владу не хватало отца таким, какой он бывал во сне. Мальчик любил их долгие пространные разговоры и надеялся, что отцу тоже их не хватало. После часу ночи мужчина, работник подземки, сам превращался в подземелье, по трахее которого грохочут поезда. Услышав храп, мальчик пробирался в комнату и садился на краешек кровати, у ног отца. И ждал. Мама у стенки спала крепко и тихо, как мышка. А может и не спала — Влада это особенно не волновало.

Время шло, и храп, вдруг стихнув, заменялся целым потоком негромких слов, иногда бессвязных, иногда сцепленных, как грузовые вагоны. Отец рассказывал про свой день — не обязательно прошедший, это мог быть затерявшийся где-то в глубоком детстве день. Однажды рассказ и вовсе принял неожиданный оборот: это была история об одном дне ручного голубя, который жил у папы тридцать с лишним лет назад.

— Если свистишь и никто не приходит, значит плохо свистишь, — хрипит отец, мотая головой и выдалбливая в подушке лунку.

Влад напряжённо, внимательно слушает. Задача — вставить свою лепту, одно-два словечка так, чтобы они вписались в контекст, но повернули бы повествование вопреки сценарию.

Непонятное слово, ещё что-то неразборчиво. А вот тут вроде бы «человечек…». «Человечек из печенья?» Влад наклоняется ниже, случайно касается отцовской руки. Она мокра от пота. Как у любого человека, чья работа связана с подземельем, кожа его очень бледна.

— Я говорю тебе, он зашёл вон туда, прямо в дом. Это он съел Мямлю. Я проследил его от самых Задворков, от качелей. И если свистнуть… нет! Нет! Не вздумай пробовать! — начинает метаться по постели, губы выделяются на белом лице алым пятном. В своих снах он нередко бывал вне так горячо любимых подземелий. Влада искренне это удивляло. — У нас осталось всего одна Мямля. Лучше её съедим мы. Поделим, вот что! Тебе руку и голову, мне ноги и ещё одну руку… да…

Влад вытягивает губы трубочкой и свистит. Папа застывает с открытым ртом; под веками беспокойно ворочаются глаза. Влад читал о фазе быстрого сна, и — это странно! — у отца, похоже, она может длиться очень долго. Может, полчаса, а может и все два.

Одним ударом Влад рвёт ту струну истории, которую папа натягивает в своём сознании. Теперь он как тёплый пластилин, из него можно лепить что угодно. Или просто поговорить.

— Папа, — шепчет Влад. Под руку попадается блистер от маминых таблеток, что-то он делает на постели?.. Влад машинально убирает его в карман ночной рубашки. — Ты… наверное, ты был прав днём. Со мной не всё в порядке. Я как-то странно бунтую. Я изучил вопрос. Пашка… помнишь Пашку? Видел бы ты, как он хлещет пиво. Ещё один парень украл у родителей заначку и купил себе мопед. Вот это бунт!

— С тобой всё в порядке, сын, — слегка удивлённо говорит мужчина. Влад ждёт продолжения, и действительно его дожидается. — Переходный возраст между (неразборчиво; кажется, «лего») и компьютером — это не переходный возраст.

— Мне шестнадцать, пап.

Отец улыбается.

— Я опять чуть не заблудился. Скажи, где я сплю? Мы переехали от этого ужасного канала? Мне адского шума хватает и на работе.

— Нет, — Влад позволяет себе улыбку. — Мы всё ещё здесь.

— Ха-ха, — очень чётко произносит отец. Руки его здесь, во сне, получают короткую передышку от дрожи, которая сотрясает их во время бодрствования. То ли от тяжёлой работы, то ли от редких, но всё же имеющих место быть заплывов в алкогольные океаны. Непривычно видеть эти руки неподвижными. — Я тебя обманул. Я не сплю. Как я мог бы с тобой общаться, если бы, например, спал?

Это «например» совсем не из лексикона отца. Он никогда не строил таких длинных выражений, он вбивал короткие, веские колья слов, от которых быстро начинала раскалываться голова.

— Слушай! — забывшись, Влад машет руками, и кошка Нюрка просыпается и глазеет на него с кресла двумя пятидесятикопеечными монетками.

Отец молчит, и сын начинает рассказывать. Скрупулёзно корчевать день, стараясь не упустить ни одной мелочи, ни одной имеющей значение мысли. Иногда он получал в ответ остроумные комментарии, иногда нечто невразумительное, когда собеседник опускался глубже в пучины сна. Но во время одной из таких бесед отец убедил мальчика пойти на курсы закройщика — с тем, чтобы на следующий день чуть его за это не прибить.