Могила Греты Гарбо - страница 14

Все не так просто, и для начала хорошо было бы понять, что за вид любви бросил подростка, плохо приспособленного к обыденности жизни, в объятия человека, который по возрасту мог бы быть ей отцом. Знаю, Фрейда я читал, как и все, или, скорее, в отличие от всех, так как в то время им мало интересовались и «чума», которой он, как считается, заразил Америку, еще не стала обычным явлением. Согласен, из-за природного страха кастрации девушка не в силах подавить в себе кровосмесительное желание, но многое для меня остается непонятным: например, желание, расточаемое отцами на девочек, или то, что бросило Алкивиада в объятия Сократа.

Однако не буду выставлять себя сведущим в подобных вопросах. Согласен принять то, что Стиллер «всему ее научил», с обязательным добавлением: в первую очередь, он ее защищал, и не только от толпы, как она говорила («толпа меня пугает», «у меня никогда не получится из-за всех этих людей»), но просто от других, потому что каждое новое знакомство воспринималось ею как нападение, и долгая жизнь в одиночестве была для нее не прихотью, не привычкой, не выбором, а лишь необходимостью.

Парадокс заключается в том, что, переполненная подобными страхами, она сумела сделать карьеру в кино. Хотя, в общем-то, она ее не делала, она просто позволила этому произойти. Продавщица в шляпном отделе; Рагнар Ринг снимает ее в рекламе одежды; в магазин, где она работает, заходит Эрик Петчер и приглашает ее сняться в эпизоде комедии в духе Мака Сеннета[19]; великий Стиллер видит фильм и ищет с ней встречи. «Все это происходило как будто независимо от меня».

Через полчаса я простился. Я все же надеялся (но напрасно) увидеть ее и прослушал всю личную биографию Морица Стиллера, вполне захватывающую и убедительную, после чего пообещал ему, так как мое постоянное отрицание ни к чему не приводило, что тотчас же опубликую рассказ в своей газете.

Расскажу о Степане. Хоть он никогда не был с ней в близких отношениях, однако все же сыграл в ее жизни роль хоть и скромную, но довольно значительную. С его помощью мне удастся лучше разглядеть лицо города, которое так часто стремятся скрыть хроникеры. Степан приехал в Голливуд сразу же после меня, вместе со Штернбергом — тот захватил его с собой после очередной поездки в Европу. Красив как бог — специально употребляю этот штамп, поскольку здесь, где красавцы не редкость, многие оборачивались ему вслед, и всем хотелось знать, в каком фильме его можно будет увидеть. Штернберг почти сразу же предложил молодому человеку заключить контракт. Степан согласился поехать с ним, но от контракта отказался по весьма туманной причине: «В мире и так все меньше настоящего, согласиться сыграть в фильме значит полностью исчезнуть». Он объяснил, что видел в своей жизни только один фильм: «Мне было десять или одиннадцать лет, не помню ни подробностей, ни обстоятельств просмотра, ни названия фильма, ни сюжета. Могу лишь вспомнить какие-то мерцающие изображения, фигуры в белых капюшонах с отверстиями для глаз, с черными крестами — наверняка ку-клукс-клан. Еще там были языки пламени — все это уже создавало ощущение нереальности, а потом вдруг — то, что случилось, я понял значительно позже: просто сломался кинопроектор, — изображения стали путаться, растворяться, и яркое, обнаженное, пустое, искрящееся белизной полотно экрана устремилось ко мне. С криком я выбежал из зала и пробежал несколько километров, спасаясь от прожорливого небытия. Никогда в жизни я больше не ходил в кино». По тем же причинам он не прочел ни одного романа: «Мир, который существует лишь благодаря словам, постепенно обрисовывающим его. Это только слова, иначе говоря, ветер, и достаточно любой мелочи, чтобы прервать бег пера, набрасывающего их (любая прихоть, скоропостижная смерть). Переворачиваете страницу и оказываетесь на краю бездны».

Штернберг, который любил чудаков, решил не отчаиваться из-за его отказа и привез его с собой. Чтобы уговорить Степана, он постарался раскрыть перед ним все преимущества Америки. Степана, чеха по происхождению, только достигшего двадцатилетнего возраста, выставила за дверь и бросила в Вене на произвол судьбы одна австрийская графиня, чей муж, дипломат, работающий в иностранном государстве, неожиданно вернулся домой. «В Голливуде мужья озабочены в основном тем, как бы разбогатеть, они занимаются бизнесом, а не любовью, и молодые люди вашего типа всегда могут с легкостью найти себе чью-нибудь брошенную, одинокую жену».