«Могу хоть в валенке дышать!» - страница 4

В комнате бабы Насти на выцветшем диванчике чин чинарем сидел милиционер…

— Ты что, милиционер? — опешил отец.

— Капитан, — выставил тот погон. — Специально для тебя, дед, сходил, форму надел.

— А почему пьяный?!

— Выпивший, — уточнил капитан. — Я не при исполнении, имею право, как все люди.

— А почему был не в форме?! К народу хочешь примазаться? От ГКЧП бежишь?

У капитана так и отпала челюсть.

— Он… — продралась баба Настасья сквозь озноб, — в Москве живет. Племянник.

— Ты же говорила, что у тебя никого?! — требовательно изумился отец.

— Детей нет. Сестра есть, здесь живет, сын ее…

— Ну и ухаря ты, тетка, нашла! — наконец-то пришел в себя племянник. — Я прихожу, ну выпивший, правда, немножко, — стал он объяснять мне, — к матери приехал, дай, думаю, к тетке зайду. А ключ у меня от квартиры свой: ну мало ли, пожилой человек… Тетка родная, всю жизнь душа в душу!.. Открываю, а тут дед на меня с лыжной палкой!..

Разобрались миром. Хотя точку поставил все-таки отец, показав себя хозяином: «Хочешь прийти — приходи трезвый, хоть и милиционер».

Но лад уже был нарушен. Обеспокоенного оставил я отца, как бы набухающего изнутри. И скоро он явился в раздумьях:

— Настасья, ничего не скажешь, человек хороший. Но подвержена дурному влиянию! Пришла сестра ее, мать этого пьяницы милиционера, слышу, на кухне они шу-шу, шу-шу. Нет, говорю, господа хорошие, так дело не пойдет. Это не по-нашему. У нас тайн нет: хочешь сказать, говори открыто! А она мне, сестра ее: зачем, говорит, вам расписываться, так живите. Они думают, что я у нее хочу квартиру оттяпать. Да у меня их тысячи, этих квартир, могло быть, но я всегда уходил с одним саквояжем!..

Исполненный вопроса, отец удалился. Еще через полчасика сомнения были решены.

— Я бы его проткнул, если бы он не был милиционером! — влетел тятя. — Прихожу, а он уже там. Как хочешь, говорит, дед, а я тебе прописываться не дам. Ах, говорю, вы, сволочь такая, всю жизнь из нее соки сосете и сейчас ждете, когда она помрет, чтобы квартирой завладеть! А то не хотите понимать, что человек хоть под старость лет счастье свое нашел! Скажи, говорю, ему, Настасья! А эта дура сидит и только головой трясет!.. Да на черта тогда она мне такая нужна?! Айда, Егор, унесешь телевизор!

Утром приехал из Минска племянник, сын моего брата. Совершеннейший красавец, с естественной утонченностью, с изяществом манер: все в нем скромно, лаконично, без перебора. Этой врожденной аристократичностью всегда поражал меня и брат. При одном отце матери у нас разные. Можно предположить, что унаследованную точеность черт отцовского рода облагородила в брате материнская кровь. Но ведь все равно мать-то его также из самой что ни есть глухой сибирской деревни! Я долго полагал, что из ссыльных нанесло, пока однажды не пригляделся к фотографиям русских крестьян. А видели ли вы, скажем, фотографию Петьки — офицера Петра Исаева, ординарца Чапаева? Или самого Василия Ивановича? Посмотрите. Страшный анекдот открывается, сюрреалистический опять же… Иконописные лики, царственная стать… Только такая добрая людская порода и могла размахнуться на одну шестую часть земли.

Думал я об этом, в отсвете политических катаклизмов глядючи на своего племянника. Он же своими длиннющими руками доставал из изящного рюкзака и ставил в ряд часы: полуметровый филин из резного дерева держит в когтях циферблат — собственное рукоделие. Привез он их из Минска на продажу, но надо ж было так подгадать! Весь минувший день ходил с черным филином в руках по Арбату, все более недоумевая, почему от него в стороны шарахаются люди.

Все сотворенные племянником филины мистически напоминали российского президента, при этом стрелки зажатых в когтях часов смотрели в разные стороны, как бы символизируя сбившееся течение времени.

— Однако… Антон?! — появился отец. Он уже отбегал с мухобойкой, отрапортовал мне политические новости, просветил дворницу, дал кругаля по городу и вернулся, заряженный бодростью. — Ого-го-го, какой вымахал!

Дед и этого внучонка видел лишь в раннем детстве, но узнал сразу.

— Твоей резьбы? — признал он и рукоделие. — молодец! В нашу породу! А здесь надо было бархоткой…