– Хорошенькая, говоришь?
– Угу.
– Ты бы лучше бестселлер написал, – сказал Джо. – Если хочешь, чтобы тебе жилось как миллионеру.
– Вот я и пишу.
– Ладно, – проговорил Джо, – взаймы я тебе больше дать не смогу, если только не выиграю в лотерею или еще что-нибудь в этом роде.
– Будем надеяться, выиграешь.
Джо пошел домой, а я засел за роман.
За два часа я написал два предложения, за которые, как мне кажется, никогда не придется краснеть. Потом я отворил настежь окна и стал молиться.
– Отче наш, – сказал я, – иже еси на небеси, да святится имя Твое. Если я вел себя по-дурацки сегодня, знай, это все делалось во славу Твою. Господи, довольно с Тебя тех, кто только и знает, что стонет и плачется, как это, наверное, наскучило Тебе. Что же касается меня, то у меня нет таких способностей. Я не могу молиться с тяжелым сердцем. Хоть я плохо одет и желудок мой урчит с голодухи, а сам я дрожу от холода, у меня нет для Тебя ничего, Господи, кроме слов благодарности. Да при-идет царствие Твое: нету для писателя лучшей школы. Аминь.
Я был подавлен чудовищными размерами космоса и бесконечностью времени. Я поблагодарил Бога за величественную красоту ночи и пошел спать. Но посреди ночи я вскочил с постели, чтобы записать последнее, что пришло на ум:
«Написать рассказ про свои ботинки».
1954