Мои университеты. Сборник рассказов о юности - страница 12

После окончания экзамена пара пожилых преподавателей, поддерживая друг друга под руки, спустилась с крыльца и пошла вдоль здания института. Они не могли не увидеть исписанный мелом асфальт. Научный интерес заставил их всмотреться в буквы и формулы. Супруги с удивлением посмотрели друг на друга – на асфальте светилось решение уравнения Лапласа. Подняв головы, они поняли, что стоят под окном аудитории, в которой проходил экзамен. Из уважения к преклонному возрасту профессора ему всегда отводили аудиторию на первом этаже.

Еще раз глянув на записи, Николай Николаевич произнес:

– Да, у писавшего трудно отличить «n» от «ŋ» – и тихо засмеялся.

В качестве ассистентки в этом Гринином фокусе выступала его жена Маша, поджидавшая под окном, когда муж покажет ей номер доставшегося билета. Машка была с другого потока, где не было матфизики, и что латинская «эн», что греческая «эта», для нее было едино. Она старательно срисовывала то, что было в выданном ей конспекте.

Однако неблагодарный Гриня вернул себе фамилию Двас, разведясь с Машкой сразу после окончания института. Но перед этим он чуть было не закончил обучение досрочно.

В начале осеннего семестра нас отправили в колхоз. Чтобы откосить от битвы за урожай, нужны были очень веские причины. Годилась беременность, и хотя у Грини было вполне пивное пузико, закосить под беременного даже он не решился. Нужна была какая-нибудь другая, причем неизлечимая в короткий срок болезнь.

То, что для другого было бы непосильно, Гриня, когда-то листавший ягодицами конспекты, исполнил без труда. Взглянув на рентгеновский снимок Грининого позвоночника, доктор ужаснулся: как с таким искривлением пациент до сих пор жив, – и недрогнувшей рукой выписал ему справку, освобождавшую от колхоза.

Гриня не был бездельником, поэтому высвободившийся месяц решил провести с пользой для семейного бюджета. Он подрядился на сезонную работу – продавать дыни с лотка. Зарплата небольшая, но элементарные знания физики, позволявшие манипулировать показаниями весов, давали неплохую прибавку к стипендии.

Вдруг в один прекрасный сентябрьский день, когда Гриня привычным движением выудил из кучи дынь желтую торпеду и виртуозно подбрасывал ее в руке, нахваливая товар покупателю, случилось непредвиденное.

– Вот эта – хорошая, сладкая. Смотрите, у нее попка слегка мягкая, а хвостик совсем сухой…

И тут взгляды Грини и покупателя встретились. Дальше была немая сцена. Именно ему, замдекана Шелегедину, Гриня почти месяц назад приносил справку, освобождавшую его от физического труда.

Картина Репина «Не ждали», финальная сцена повести «Ревизор», короче, «все смешалось…»!

Разбирательство было долгим и мучительным для Грини. Несколько месяцев он висел на волоске от исключения из комсомола, а соответственно, от отчисления из института и, как следствие, от отправки в армию рядовым. Несмотря на то что курс на военной кафедре был уже позади, звание офицера запаса присваивалось только после получения диплома.

Гриня все-таки окончил институт, развелся с Машкой, вернул себе фамилию Двас. Через год снова женился, и опять на Машке, причем на той же самой, но фамилию уже не менял. У них три сына. Старший уже сдал сопромат и женился.

– У-зди-ят Ба-ши-ров-на… – Узди-ят Ба-ши-ров-на… – Старательно репетировала я артикуляцию непривычного моему белорусскому слуху имени члена ученого совета…

Я сидела в душной картонной каморке аспирантского общежития. Меня трясло мелкой дрожью от волнения, однако за три года работы над диссертацией мои и без того не слишком крепкие нервы были столь расшатаны, что невротический тремор стал неотъемлемой частью моего внешнего облика…

Передо мной на парте лежал список из шестнадцати имен с регалиями и телефонами – «Список членов ученого совета». Я готовилась к процедуре защиты своей многострадальной диссертации. Для этого, как довольно вкрадчиво и терпеливо объяснила мне секретарь ученого совета моего вуза, я должна была обеспечить явку не менее четырнадцати человек из представленных в списке, иначе защита просто не состоится, ибо не будет кворума…