Моими очами - страница 5

стр.

Какая мне разница – женщина голая
В постель заберётся – или анаконда,
И в жилы вольёт ядовитое олово,
Чтобы погубить меня бесповоротно…
Какая мне разница – я ли по городу
Бегу – и своё догоняю безумье,
Или это призрак трясёт свою бороду,
Запутавшуюся в лучах новолунья…
Какая мне разница – злак на обочине
Растёт – или роза в оранжерее,
Когда и растения неразговорчивы,
А те, что с шипами, – совсем озверели…

* * *

…И женщина эта с лицом из железа,
И женщина эта с лицом из металла –
Она ублажала железного беса,
И груди её громыхали устало.
Они громыхали составом товарным
На рельсах, на шпалах, на всех перегонах,
И пахло горелым, и пахло угарным,
Горело, как топка, греховное лоно.
И женщина эта казалась машиной
В своём равнодушно-железном цинизме,
И то, чем она занималась с мужчиной,
Казалось игрой рычагов в механизме.

* * *

Я больше не буду бродить по дорогам,
В пути окликать и собаку и кошку, –
В какой-то избушке – со стареньким Богом
Я буду играть в дурака понарошку.
Судьба за судьбою – за картою карта,
За картою карта – все беды и страхи,
И всё, что с годами ушло безвозвратно,
И чьё-то лицо на престоле и плахе…
И как же занятна игра эта с Богом
И мутной луны за окошком радушье…
Я больше не буду бродить по дорогам,
Мне с Господом Богом уютно в избушке.

* * *

Не исчезайте, прошу вас, бесследно,
Снова враждою мне душу терзайте,
Но за чертою могильной последней
Не исчезайте, не исчезайте…
Будьте жестокими, алчными, злыми,
Сам я бываю жесток поневоле,
Но оставайтесь, прошу вас, живыми,
Будьте вблизи моей муки и боли…
Мука моя обернётся отрадой
И ликованье былое продлится,
Если увижу вас снова я рядом –
Ваши жестокие добрые лица…

* * *

Так приютиться возле смерти
(Какая в жизни перемена!),
Как будто маленькие дети
Ночуют робко в стоге сена.
Ночуют робко и стыдливо
И почему-то прячут слёзы:
А вдруг и их настигнет ливень,
А вдруг и их настигнут грозы?..
О, дети, надо ли бояться
Своей бездомной новой доли, –
Ведь если вправду гром раздастся,
Так это Бог ворчит всего лишь,
Ворчит привычно, добродушно,
А позже спрашивает тихо:
«А вам не тесно, вам не душно,
Вам не пришлось изведать лиха?..»

* * *

Мои страданья будут куклами,
Утехой детскою у Господа,
А не чертями длиннорукими
И не чертями длиннохвостыми.
Застенчивые, как мизинчики,
Почти бесшумными стопами
Блаженные Вениаминчики
Однажды выстроятся в пары.
И Бог рукою землепашенной
Потеребит их бакенбарды
И будет каждого упрашивать
Играть в солдаты – аты-баты.
И так уж с Богом будет весело,
Покуда он, ярясь от скуки,
В кровавое сплошное месиво
Не превратит, дурачась, куклы…

* * *

Я не слишком удачлив на свете
И понуро бреду за ловцом, –
Мои ноги опутаны сетью
И я бледен понурым лицом…
Может быть, шла охота на волка
И готовился зайцу капкан, –
Но попался в ловушку без толка
Непутёвый седой старикан…
И ведут старика по посёлку –
И мой сирый дураческий вид
(Вот ещё бы на темя ермолку)
Деревенский народ веселит…

* * *

Если бы меня полюбила самая лучшая женщина –
Скажем, Алла Демидова, –
Я научился бы ходить по проволоке –
И кричал с высоты девятого этажа:
«Аллочка, а ты не забыла выключить свет в туалете?..
И пожалуйста, не покупай на ужин рыбные консервы, –
Сколько раз я тебе говорил, что у меня от них изжога…»

* * *

Нет, мне больше не нужен ни Бог и ни дьявол,
Оказалось, что я всех хитрее на свете,
И туда я шаги свои ныне направил,
Где, как лошади, ржут сумасшедшие дети.
Сумасшедшие дети достойны награды
И напрасно о них благодетели плачут, –
Их и бьют и колотят, не зная пощады,
А они всё равно и хохочут и скачут…

* * *

Неправда, что Господь изгнал меня из рая, –
Он попросил меня на время выйти вон,
Чтобы, в свою дуду дурацкую играя,
Не потревожил я его блаженный сон.
Проснётся мой Господь – и снова будет весел,
И бороду свою расчешет на ходу,
И спросит: – Где же тот, кто знает столько песен,
Кто знай себе дудит в дурацкую дуду?..

* * *

А маленькой девочке снились зелёные змейки,
Она их в пещерное лоно своё запускала,
Раскинувшись вольно на мокрой садовой скамейке –
И летнее солнце на голых коленях сверкало…
Но вот за зелёною змейкой, гремя в барабаны,
Ступают поэты стопою своею нетвёрдой,
Они и арабы, и мавры, и носят тюрбаны,