Моль - страница 3

Всё это отвергает предположение о мести, как мотиве убийства. Было, видимо, что-то другое, не до конца раскрытое, хотя в следственном материале есть намек, что студент-убийца добивался любви девушки Ирины.

Этот мельком отмеченный в материалах следствия эпизод не привлек внимания полиции. Выдвинув версию мести, она, в дальнейшем, свое обвинение строила именно на таком мотиве. В действительности всё было значительно сложнее. Допустив же вероятность мести, корни ее надо было искать в душе Решкова, в которой наследственность подготавливала почву для возможных в будущем преступлений.

Полиции не удалось довести до конца «Дело об убийстве полковника Мовицкого». Наступил февраль 1917 года, и студент Леонид Николаевич Решков не только не предстал перед судом, но весьма торжественно — под звуки Интернационала — покинул тюрьму с документом, что он «революционер-террорист», революцией вырванный «из рук палачей».

С бумажкой, подписанной «Комитетом восставшего народа» появился в Москве Леонид Решков, сперва не особенно афишируя свою революционность. Потом, убедившись, что нечего опасаться раскрытия его подлинной «террористической деятельности», он, опять облачившись в студенческую тужурку, окунулся в бурное море заседаний и митингов. Совсем еще недавно находившийся в тюремной камере, в которой по прямой линии можно было сделать не более семи шагов, Леонид Решков наслаждался свободой передвигаться в любом направлении, появляться в повсеместно возникающих политических организациях, в которых с уважением относились к документу, подтверждающему, что предъявитель его, то есть Леонид Николаевич Решков, «революцией вырван из рук палачей».

Он, как будто, нашел свое место в жизни, и дальнейшее ему уже казалось простым и ясным. Оставалось лишь сойтись с теми, кто в эти суматошные дни подготовки к Учредительному Собранию митинговал, так думал Леонид Решков, и исчезнет та страшная пустота, с которой он не мог расстаться.

Но с кем сойтись? Трудность выбора потрясла его. Трезво смотря на самого себя, зная себе цену, он, с удивившей его самого брезгливостью, отодвинулся от большевиков только потому, что увидел в них своих родных братьев по нравственной нечистоплотности и примитивно-наглой демагогии.

Мысль о «родных братьях» его смутила.

«Это Кант, — сказал себе Леонид Решков, — говорил о двух вещах, удивлявших его: о звездном небе над нами и о нравственном законе внутри нас».

Звездное небо, признал Леонид Решков, существует и для него. А нравственный закон? Его не построишь только на прочитанных книгах и не втиснешь в студенческую тужурку.

Леонид Решков сделал попытку примкнуть к меньшевикам. Во имя идеи? С верой в их дело? Об этом он не думал. Его влекла к себе их интеллигентность, отблеск той культуры, душевности, всего того, чем был богат мир, в котором жил полковник Мовицкий.

Счастливая случайность свела его с видным меньшевиком-интернационалистом Юлием Мартовым, а, затем, и с его друзьями. Произошло несколько встреч, и вот уже Леониду Решкову показалось, что он принят ими, включен в круг их интересов, и дальше пойдет только с ними.

Вдруг и сразу всё рухнуло. Хотя нет: не вдруг и не сразу. Исподволь, постепенно, но неотвратимо, углублялась пропасть между Леонидом Решковым и Юлием Мартовым. Леонид Решков, наконец, понял, что он и Юлию Мартову и его друзьям духовно чужд. Да, они, в этом был уверен Леонид Решков, признают его студентом, считают умным и начитанным человеком, но смотрят на него глазами пренебрежительной настороженности.

Леонид Решков опять очутился в пустоте. Теперь уже признав обреченность своих попыток слиться с жизнью, он вернулся к старым зловещим мыслям о том, что ни при каких условиях не сможет спастись от самого себя, и навсегда останется Леонидом Николаевичем Решковым.

На площадях, в залах театров, на углах улиц со всё возрастающим азартом шумел и митинговал народ. Мимо всего этого торопливо и мрачно проходил Леонид Решков, упрямо думая о выпавшем на чью-то долю счастье одиночества.

«В какой-либо комнатушке», — сказал он себе, так и не замечая, что революция Февраля приближается к закату и что назревают новые, грозные события.