Молёное дитятко (сборник) - страница 6

С Борисом Ширшовым в семидесятые годы я нет-нет да и виделась. Когда Ширшов был трезв, он меня не помнил, а когда пьян – помнил и любил. Я пыталась объяснить ему, что я не дочь Юрия Федоровича, но Ширшов не обращал внимания, для него это был вопрос решенный. Последняя наша встреча случилась все в том же Доме журналиста, мы с друзьями сидели за длинным столом, и вдруг из табачного тумана выплыло темное, с голубыми мутными глазами лицо Ширшова. И он произнес зычным своим надтреснутым голосом: «Ребята, берегите Якубову!»

Вскоре его не стало.

А меня пока что берегут: и ребята – те, что живы, – и что-то еще… Может, тень Якубова, обитателя города Молотова, которого никто из ныне живущих уже не помнит.

О том, как ее арестовали, мама рассказывала много раз. Интересная была история… Для разных людей по-разному интересная. А для меня – вся и всегда.

Дело было сразу после Нового года. В те послевоенные времена новогодний праздник был коротким, на один вечер, а зимы стояли морозные и длинные-предлинные. Праздновать народу было особо нечем, продуктовые карточки отменили, но продуктов-то больше не стало, и цены выросли… Так вот, ясным утром 1 января, когда солнце только успело подернуть сиянием стальные небеса, моя будущая мама бежит на работу, в то время как сын ее, будущий мой старший брат Витька, бежит по той же улице, но в другую сторону – в третий класс мужской школы (в те времена обучение мальчиков и девочек было раздельное). Оба бежали весело. Потому что с морозной улицы оба попадут в тепло. Для Витьки в школе сразу запахнет из буфета горячим какао и пончиками, жаренными в постном масле и чуть присыпанными сахарной пудрой. А у мамы на работе будет жарко пахнуть гороховым супом из курсантской столовки…

Бегут они, стало быть, в разные стороны по Куйбышева и ничего не знают. Ни на каком они свете, ни что на самом деле происходит в их судьбе. Мама понятия не имеет, что она вот уж три дня, как беременна мною. А Витька строит практические планы про пончики, про то, как полагающиеся ему два пухлых комочка теста в пудре можно обменять на буханку серого хлеба…

Далеко уже мои будущие родственники разбежались, и мама вдруг слышит, как с другой стороны узкой улицы из-за стоящего стеной сугроба ее окликает высокий мужской голос:

– Якубова! Агния Ивановна! Подождите минуточку!

У того, кто окликнул, только ушанка со звездочкой видна, и только тогда, когда он подпрыгивает. Но Агния Ивановна его узнает, это Горохов Анатолий Петрович, директор клуба Военно-морского авиационно-технического училища, сокращенно ВМАТУ. Капитан Горохов – прямой начальник художницы Якубовой, и мама ждет, когда он перевалится, как через бруствер, через свой сугроб, перебежит в скользких хромовых сапогах через проезжую часть улицы, преодолеет еще один сугроб, чтоб оказаться с нею лицом к лицу. И вот это происходит.

Все в училище: и курсанты, и педагоги – ходят в морской форме, все, кроме особистов и политработников. Особисты носят черные кожаные куртки. Горохов – политработник, форма скучная, общеармейская. И сам он довольно-таки маленький, скучный, но не вредный. Начальник как начальник. Однако что-то он сегодня сияет необычайно, и серые его глаза поголубели… Выпил, что ли?

– Новый год, Агния Ивановна! – радостно сообщает Горохов, снимает перчатку и протягивает руку. – С Новым годом!

Снимать варежку на морозе холодно, и ноги в ботиках у мамы мерзнут. Но правда же, праздник, правда!.. И она жмет протянутую теплую руку своей холодной, и даже как-то радуется этому нежданному теплу рукопожатия. А Горохов ее руку в своей задерживает и говорит:

– Агния Ивановна, я ведь прямо сегодня уезжаю в Москву… Повышение мне вышло, еду на курсы следователей!.. – И глаза такие проникновенные, даже слеза в них, похоже, мерцает, наплывая на узкий зрачок. – Вряд ли мы с вами еще увидимся. Я очень вам за все благодарен. Прощайте!..

Он трясет руку художницы, отпускает, браво отдает освободившейся рукой честь, и – кррру-гом! – чеканит шаг к своему светлому московскому будущему.

«Что это было?..» – думает некоторое время художница, но вот уже и массивная дверь ВМАТУ туго открывается, и супом уже пахнет, не гороховым, правда, но перловым с солеными огурцами, рассольничком на бульоне пахнет, и курсанты по коридорам снуют, здороваясь, и работа Агнию Ивановну ждет срочная… И, возможно, мой тайный папа, выпускник училища, задумчивый красавец в военно-морской форме с треугольником тельняшки, выглядывающим из-под линялого синего воротника – вдруг да и заглянет в мастерскую художницы на пять минут… Не заглянул. И мама не запомнила этот день. Запомнила только утро и странную встречу с директором клуба Гороховым. Время промелькнуло незаметно.