Молиться за Рэйн - страница 5
— Кто ты такой, черт возьми? — из глубины толпы рычит мистер Латан, наш бывший почтальон. Он прищурил один глаз и смотрит в прицел своей винтовки, готовый выстрелить.
Мой похититель пожимает плечами и ведет меня к выходу:
— Это ведь уже не имеет никакого значения, правда?
Я вижу, как блестящие от гнева глаза каждого из присутствующих затуманиваются отчаянием, когда до них доходит смысл его слов.
Сегодня 20 апреля. И теперь уже ничто не имеет значения.
Я не сопротивляюсь. Даже не оборачиваюсь, чтобы посмотреть на своего похитителя. Я просто позволяю ему тащить меня за ресторан и молюсь, чтобы то, что он собирался со мной сделать, он сделал быстро.
Чтобы не привлекать лишнего внимания.
По пути я понимаю, что хромаю, но никак не могу определить место травмы. Во рту ощущаю вкус крови, но мне не больно. Мое тело кажется таким ватным и легким, несмотря на то, что несколько минут назад на меня набросилась половина города.
Черт, этот гидрокодон — очень мощное дерьмо.
Я смеюсь над абсурдностью всей ситуации, в то время как вооружённый мужчина ведет меня к припаркованному грязному мотоциклу, он останавливается и кладет руку мне на плечо.
— Что тут смешного? — его голос мягок, как и его прикосновение.
Я поворачиваюсь, чтобы ответить ему, и чуть не захлебываюсь собственной слюной. Слова застревают в моем горле, когда я смотрю в болотно-зеленые глаза парня, который не намного старше меня. Высокий и великолепный, он должен висеть на плакате в моей спальне, а не похищать меня из «Бургер Паласа».
Я ожидала увидеть какого-нибудь лысого мужика средних лет, с пивным животом и седеющей бородой, а не… его. Этот парень идеален. Как будто его родители были настолько богаты, что обратились в специальную клинику и сами выбрали его ДНК еще до того, как он был зачат. Высокие скулы, прямой нос, добрые глаза, выразительные брови и полные губы, которые он рассеянно жует.
Но в остальном он совсем не выглядит богатым. На нем обычная белая майка, сверху надета голубая гавайская рубашка в цветочек, дырявые джинсы, а растрепанные каштановые волосы заправлены за уши, словно они уже годами не видели ножниц.
В отличие от моих…
Я провожу пальцами по своим укороченным локонам, внезапно чувствуя себя очень неловко из-за своей неопрятной внешности.
Мой похититель приподнимает свои темные брови, давая понять, что он все еще ждет, когда я расскажу ему, что же тут смешного.
Я думаю о болеутоляющих таблетках, из-за которых смеялась, когда вспоминаю обо всех других вещах, которые вытащила из кармана вместе с маленькой оранжевой бутылочкой.
— Вот дерьмо! — ахаю я, отчаянно хлопая себя по животу, надеясь нащупать содержимое кармана толстовки. — Я оставила на прилавке все свои деньги! И свои ключи! — Я морщусь и щиплю себя за переносицу. — Боже, какая же я идиотка!
— Таблетки все еще у тебя? — Он отодвигает в сторону край расстегнутой гавайской рубашки и засовывает пистолет в коричневую кожаную кобуру.
— Эм… да, — я крепче сжимаю в кулаке пластиковый пузырек.
— Хорошо. — Он кивает подбородком в сторону грязного мотоцикла, стоящего позади меня. — Садись.
— Куда мы поедем?
Он поправляет свою рубашку и пригвождает меня взглядом, который я не совсем могу понять. Я так давно не видела ничего, кроме опухших от отчаяния красных глаз, панического подергивания от страха или отстраненного взгляда от сладкого, вызванного наркотиком оцепенения, что его спокойное, сосредоточенное поведение чертовски сбивает меня с толку.
— За покупками.
Я хмурю брови, когда он проходит мимо меня.
— За покупками?
Незнакомец останавливается рядом с мотоциклом и надевает на голову черный шлем, игнорируя мой вопрос.
— Шлем. Что, правда? — фыркаю я. — Нам осталось жить всего три дня, а ты беспокоишься о правилах безопасности? Ты ведь не один из этих лайферов?
Лайфер — это термин, несколько месяцев назад придуманный СМИ, чтобы описать отвратительно оптимистичных членов нашего общества, которые просто отказывались верить, что конец близок. От других людей они отличались благодаря их глупым, улыбающимся лицам и радостным приветствиям. Но сейчас они выглядят точно так же, как и все мы — безумные, грустные, испуганные или оцепеневшие.