Молли Мун останавливает время - страница 2

Она заказала фирменное блюдо. Оно называлось «Понедельнично-вторнично-средо-четвергово-пятнично-субботний воскресный десерт». Решительно выкинув из головы все мысли о Молли Мун, Дивина достала позолоченную авторучку и принялась отрабатывать автограф на бумажной салфетке. Как лучше – сохранить подпись с завитушками или изменить стиль?

Когда принесли десерт, она съела огромную порцию до последней крошки.

Через двадцать минут она, совершенно больная, шла домой. Всё-таки холодный мартовский вечер – не самое подходящее время для громадной порции мороженого.

Дивина задумалась о том, чем она займётся, придя домой. Позвонить подругам? Но подруг у неё не было. Она не желала их заводить. Не хотелось даже думать о том, чтобы делиться с кем-то своими красивыми нарядами. К тому же Дивина не терпела, когда ей возражают.

Вдалеке показался её дом, огромный, многоквартирный. Странно, подумала Дивина: обычно его силуэт был обведён гирляндой зелёных огоньков. Они что, перегорели? Тёмное здание высилось посреди улицы мрачной громадой. Надо будет пожаловаться швейцару. А вот и он: стоит у парадной двери со светящимся жезлом, которым подзывают такси.

Дивина пересекла широкую улицу. До парадного входа оставалось рукой подать – всего сотня метров, но они были полны темнотой, свет пробивался лишь в одном месте, там, где уличный фонарь отбрасывал на тротуар круглую оранжевую лужицу. Дивина пошла к фонарю. Она любила купаться в лучах прожекторов.

На тротуаре в лужице света белел какой-то мятый прямоугольник – мусор, наверное. Ещё один повод нажаловаться швейцару. Однако, подойдя поближе, Дивина увидела, что белый прямоугольник – не мусор, а конверт. И – странное дело – на этом конверте написано её имя.

Очередное письмо от поклонника? Дивина зажмурилась от удовольствия.

Она сняла перчатки, подняла конверт и достала листок. Письмо гласило:

«Дорогая Дивина!

Прости, но ты слишком много знаешь».

Вдруг Дивину схватила за плечо тяжёлая рука. Она подняла глаза – на неё, улыбаясь, смотрело сверху вниз знакомое лицо. Девочка оцепенела от страха. Лютый зимний холод сковал всё тело. Уши словно ватой заложило. Она больше не слышала привычного нью-йоркского шума. Машины и такси, сирены и сигналы – всё куда-то исчезло. Дивина слышала только собственный голос: она отчаянно визжала, отбиваясь от сильных рук, тащивших её к припаркованной рядом машине. В последней надежде девочка бросила взгляд на швейцара в униформе – тот стоял вдалеке, подняв светящийся жезл. Она закричала ещё громче:

– Помогите! Помогите!

Но швейцар не шелохнулся. Он стоял и смотрел в другую сторону. Железные руки швырнули отбивающуюся Дивину в «Роллс-Ройс» – бесцеремонно, точно бродячего щенка в фургон. И увезли в непроглядную ночь.

Молли Мун весело подкинула в воздух огромный пакет медовых пшеничных хлопьев. Тот перекувырнулся в воздухе над узким проходом между рядами полок в супермаркете, и толстая картонная пчела на нём совершила свой первый и последний в жизни настоящий полёт. Потом пакет с хрустом приземлился в тележку для покупок.

– В яблочко! Двадцать очков в мою пользу, – удовлетворённо воскликнула Молли. Из-за стеллажа с кукурузными хлопьями на неё посыпался дождь разноцветных коробочек с жевательной резинкой «Отпад».

– Ну как Руби умудряется съедать столько жвачки? – спросил из соседнего прохода хрипловатый мальчишеский голос. – Ей всего-то пять лет.

– Она ею картинки приклеивает, – ответила Молли, толкая металлическую тележку к рыбным консервам. – А мне хотелось бы узнать: как Роджер поедает столько сардин? Холодными, прямо из банки. Ужасная гадость. И картинки сардинами приклеивать нельзя.

– Десять очков за эти жвачки, зеленоглазая, и удвой счёт, потому что я кидал их с другой стороны стеллажа. – Позади высоченного штабеля из банок с фасолью показался мальчишка. Его кудрявую шевелюру над тёмно-коричневым лицом венчала белая шапка с опущенными ушами. Он положил в тележку большую бутыль концентрированного апельсинового сока.

– Спасибо, Рокки, – отозвалась Молли. Она обожала концентрированный апельсиновый сок. Любила пить его, не разбавляя.