Молодой Ленинград. Сборник второй - страница 8
А чужой спросил, дополняя слова жестами:
— Филяйхт, эрлаубен зи мир цу фрюштюкен?[10]
— Не беспокойтесь, получите, — ответил Степан, догадавшись, о чем просил чужой.
В отобранном рюкзаке чужого продуктов было на хорошую декаду. У самих пограничников продуктов оставалось на неделю впроголодь. Еще когда Степан разбирал и осматривал все банки, пакетики и мешочки чужого, Пулат заявил:
— Отобрать все. Не давать ему есть!
«Соблюдай инструкцию!» — написал Степан Пулату.
Завтракая, чужой громко чавкал.
Пулат тоже начал чавкать, но Степан сказал:
— Прекрати!
Так день за днем — прошла неделя: почти без сна, впроголодь, однако с неугасимой надеждой, — все-таки из этого плена вырвемся и нарушителя отведем на заставу, выполним боевой приказ!
За каменными стенами пещеры разгулялась летняя, солнечная, по-горному буйная погода. Таяли снега. Плавились текучие ледники. С грохотом, с шумом неудержимо неслись по крутым склонам пенистые грязные потоки. Иссиня-белыми башнями и куполами вскинулись в голубое небо и застыли там заснеженные вершины гор.
В полдень солнце стояло над головой и палило нещадно. Часто гремели снежные лавины и камнепады, словно стрельба поднималась вокруг в горах.
Зеленые альпийские лужайки на склонах ниже пещеры покрылись нежными фиалками. Пестро, нарядно! Засвистали, защелкали неугомонные вьюрки. Откуда налетело их столько?
По ночам вершины гор теряли свои очертания, отодвигаясь в темноту. Звезд на небе светило столько, что казалось будто собрали их со всей необъятной вселенной и разместили над этой впадиной меж суровых гор. Часто звезды падали. То одна сорвется, черкнет по небу и погаснет, не успев долететь до вершины какой-нибудь горы. То две сразу пронеслись вниз, обгоняя одна другую. Еще две. И вдруг — дождем. Но все равно, оставалось их на небе не меньше.
К концу недели на зарядке Степан дышал с трудом. Голод и горный разреженный воздух делали свое дело.
Горная болезнь — это особенная болезнь; ею заболевают многие на больших высотах. Вначале появляется слабость, потом — одышка, усиленное сердцебиение, тошнота. Заболевшего надо обязательно спустить в долину, иначе болезнь примет тяжелый характер.
Сама застава, где служили Степан и Пулат, находилась на высоком плоскогорье. А разве мало приходилось пограничникам бывать в дозорах и поисках на очень больших высотах? Много раз и подолгу. Так что Степан и Пулат привыкли к разреженному воздуху. Раньше Степан никогда не чувствовал признаков горной болезни, но сейчас голод, ночные морозы и утомительное лазанье по скалам в поисках пути на заставу сломили Степана.
Пулат стал реже уходить из пещеры, а если и уходил, то ненадолго. Он боялся, как бы у Степана не случился обморок. Теперь они круглые сутки неусыпно сторожили чужого.
А чужой? Он жил в дальнем углу пещеры и ежедневно усложнял свою зарядку, прибавляя штук по пять спичек.
Несколько раз Степан начинал разговор с нарушителем, чтобы узнать — кто он, но ничего не добился. Чужой отвечал по-английски, французски, немецки, энергично жестикулировал и таращил глаза. Из всего этого какой-нибудь простак мог понять лишь одно: задержанный нарушитель границы был ученым, отбившимся от экспедиции. В его рюкзаке даже нашлась банка с заморенными жуками и козявками. Но для советских пограничников Степана Виноградова и Пулата Бабаджаева каждый, кто нарушал границу, являлся чужим человеком, врагом — и только. А уж там дальше разбиралось начальство, хорошо разбиралось, каким «наукам» учен всякий нарушитель границы.
Иногда чужой сам пытался говорить и что-то доказывать. Судя по всему, он требовал, чтобы его отпустили.
Степан и Пулат сказали себе:
«Никакой ты не профессор. Бандит, шпион, диверсант, вот ты кто! И жизнь твою надо сохранить. Тебя надо отвести на заставу во что бы то ни стало!»
Вечером, сменяясь в карауле, Степан написал обо всем этом другу. Пулат ответил коротко на том же листке:
«Отведем!»
Однажды Пулат вернулся из очередной вылазки необычайно веселый.
— Ты что? — спросил Степан.
Пулат, молча и не спеша, вытащил из-за спины мешок. Он медленно развязывал его, приподнимал мешок за углы, смотрел во внутрь.